Уильям Сароян - Повести и рассказы

Юноша тоже рассмеялся.

— Знаешь, — сказал он, — я вначале тебя не узнал. Давно не видел, конечно, а кроме того — вид у тебя был очень усталый.

— Я и в самом деле был усталый, когда пришел.

— Ну, сейчас ты совсем не такой.

— Сейчас уже нет. Чтоб усталость пришла или прошла, много времени не нужно. Разом как-то она навалилась на меня, разом же и исчезла.

Юноша посмотрел на часы.

— Мне пора. Мама сказала, что ты, может быть, сегодня придешь, и я специально приехал из Бостона. С четырех тут околачиваюсь. В какой-то момент даже приуныл. Все собрались, и я боялся, что ты уже не придешь. Но ты пришел, и вечер этот оказался для меня замечательный.

— Я себя тоже прекрасно чувствую, — сказал Эндрю Лоринг, — хотя обычно на званых вечерах ничего, кроме томления, не испытываю.

— А мне на вечеринках нравится, — сказал юноша, — но если я сию минуту не выскочу и не поймаю тут же такси, на поезд мне не успеть.

Они оба опять рассмеялись, и Эндрю смотрел с удовольствием, как его сын пошел к двери, ни с кем не прощаясь, но в дверях остановился, чтоб помахать матери.

Эндрю Лоринг быстро допил свой бокал, взял с подноса другой и направился к первой своей жене.

— Ну, — сказала она, — как он тебе понравился?

— Очень он мне понравился, — сказал Эндрю, — и я хочу поблагодарить тебя за сегодняшнее приглашение. Твой званый вечер — лучший из всех, на какие меня когда-либо приглашали, и если ты не против, я задержусь еще и пообщаюсь с твоими друзьями.

— Я совершенно не против.

И с этими словами она взяла его под руку и подвела к группе из нескольких человек, где шла оживленная беседа о том, как долго получится оттягивать очередную войну. При их приближении все в группе тут же прервали свой разговор и обратились к ним, желая каждый узнать, кто этот мужчина, который, судя по его виду, чувствует себя отчего-то очень приятно в мире, исполненном множества неприятностей.

Мальчик чувствовал себя ужасно одиноким, так как он только что затеял очередную драку и потерпел поражение. На этот раз его побила девчонка. Он и злился сейчас — как буйный огонь, и застыл — как лед у Северного полюса. И больно ему было, и был он похож на милого зверька, угодившего в капкан, раненого и испуганного.

Он походил еще и на многое другое, но прежде всего он был самим собой, мальчиком, тихо сидящим на стуле в гостиной. Милый зверек в хитрой ловушке, тигренок с прекрасными и удивленными глазами.

Его побила девочка с лицом сплошь в веснушках и с яблоком в немытой руке.

Но он не плакал, как не плачет мальчонка-носильщик, которому приходится тащить целую кучу чемоданов: ноша не по силам ему, и он слабеет от каждого шага, спотыкается и чуть не падает, и ручки чемоданов то и дело выскальзывают у него из пальцев, но он все-таки справляется кое-как и не плачет. Мальчик сам однажды видел такое: негритенок нес кожаные чемоданы его отца, а его отец даже и не замечал носильщика, даже и не пытался хоть чуточку ему помочь.

Он сидел одинокий, пристыженный и сердитый, и все-таки не плакал, хотя под правым глазом у него был синяк, а верхняя губа была разбита и вспухла.

— Я еще доберусь до этой девчонки, — сказал он сам себе. — Как бы там ее ни звали, я доберусь до нее.

А случилось все это вот как. Он стоял возле дома Билла Макги, разглядывал ступеньки лестницы, думал о том, что не мешало бы их подправить, и думал еще о чем-то своем и вдруг услышал, как рядом кто-то громко надкусил яблоко. Он обернулся и увидел перед собой веснушчатую девчонку. Она была большая, лет восьми, а может и девяти, глядела сущей дикаркой и не улыбалась. Он посмотрел на нее, послушал, как шумно вгрызается она в хрусткое яблоко, — но ничего не сказал. Он ничего не сказал, так как очень часто говорил не то, что надо. Он просто опасался затевать разговоры.

— Я знаю, кто ты, — сказала девочка.

Голос у нее был резкий, недружелюбный, и мальчик подумал, что живет она, должно быть, где-нибудь на дереве или же среди скал. Если на дереве, то на очень высоком; если среди скал, то, наверно, прячась в каких-нибудь кустах, так чтобы не приметили ее орлы и совы.

— Да, — сказала она. — Я знаю, кто ты.

— Не знаешь, — сказал он. (Откуда ей было знать?)

— Знаю, — сказала девочка с яблоком. — Ты не такой, как другие мальчики. Ты особенный мальчик.

— Ничего подобного.

— Да, особенный. У тебя даже имя особенное.

— А вот и нет.

— А вот и да. Тебя зовут Пóэт Кобб, а такого имени и нет вовсе.