Натан Энгландер - Ужин в центре Земли

Он стоял перед ней в униформе и в своей знаменитой куфии, конец этого головного платка был, как всегда, аккуратно уложен на плече треугольником, напоминающим очертания большого Израиля, Палестины. Она редко теряла дар речи, но сейчас… Она никогда раньше не видела Арафата живьем.

Генерал, который был в хорошем настроении, представил их друг другу.

— Мой любимый недруг заглянул перекинуться словечком, — сказал он.

Арафат поздоровался с ней тем самым высоким голосом, что она до этого слышала только по радио или через телеэфир. Слова — «приятно с вами познакомиться» — прозвучали, слетая с его полных губ, ровно так же.

Мужчины не перешли ни в кабинет Генерала, ни в столовую, ни во внутренний дворик, где он очень часто принимал посетителей. Они уселись за кухонный стол, и Генерал сказал ей:

— Рути, слишком много времени обе стороны потратили впустую. Мы встретились, чтобы сдвинуть дело с мертвой точки. И где, как не на кухне, удобней всего накрыть стол?

Она сказала, что может оставить их одних и закончить готовку потом. Но Генерал, преисполненный гостеприимства, настоял, чтобы она не уходила.

И она осталась — готовила, подавала, сновала туда-сюда, убирала пустые тарелки, наливала питье. Тихая, незаметная, как муха на стене.

Разговор они начали не с дел, не с политики, не с будущего двух народов. За шакшукой пустились вспоминать все свои неудавшиеся попытки убить друг друга, все несчастные случаи, все опасные положения, когда тот или другой мог погибнуть и не погиб.

— Мой самолет потерпел аварию в пустыне, а я остался жив, — сказал Арафат.

— Когда я был совсем молодой, меня ранило в живот в Латруне.

— Ваши снайперы держали меня под прицелом в Бейруте.

— Вы про это знаете? — спросил Генерал, лучась.

— Я видел фото. А раз так, значит, вы хотели, чтобы я его увидел.

— Зря мы тогда вас пощадили.

— Сэкономили бы на теперешнем ужине, — сказал Арафат, беря маринованный огурчик. — Почему вы не стали стрелять? Мне всегда хотелось знать. Давление русских? Американцев?

— Просто это было бы неправильно, — ответил Генерал. — Дьяволу ведь так нравится, что мы оба тут орудуем.

Она тонко понимала своего начальника. Продолжала возиться на кухне, копалась, медлила, помогая поддерживать неофициальную атмосферу. Наконец они при ней перешли к главному, к тому, что подтолкнуло их к этой полуночной встрече.

Палестинцы многим готовы пожертвовать, сказал Арафат, но им надо как минимум сохранить лицо. Им нужен символ возвращения в покинутые места. Не только получить государство вне согласованных границ, но и вернуться куда-то внутри.

Лифта — крохотная деревушка, ее очень просто будет восстановить, Израилю легче легкого будет абсорбировать ее население; но для арабов это жемчужина, потеря которой разбила им сердца.

О чем, как не об этом, может вспоминать сейчас Рути, стоя среди пустых каменных строений по обе стороны ущелья?

Под конец той встречи, под конец той трапезы Рути принесла им на блюде фету и арбуз. Соленое и сладкое — любимое сочетание Генерала до той поры, когда началась его бесконечная кончина.

Он открыто заартачился, услышав, чего хочет Арафат. Генерал был готов поступиться при обмене даже большей территорией, менее отдаленными участками. Был готов разговаривать о возвращении в Израиль большего числа арабских беженцев — но не в Лифту, куда-нибудь еще, подальше.

И тут-то Арафат повернулся к ней. Прикоснулся ладонью к ее руке, как будто Рути все время тоже участвовала в разговоре.

— Ведь правда же, она красивая, наша Лифта? Вы наверняка видели.

— Видела, — ответила она. Ответила не на иврите и не на английском, а по-арабски, и Арафат улыбнулся. — Да, она красивая, — сказала Рути и поставила блюдо перед мужчинами.

По этому пункту они не были согласны. Оба повторяли, что хотят компромисса, но насчет Лифты оба уперлись.

— Право возвращения, — сказал Арафат. — Домов там немного, они уже построены, стоят пустые у подножия Иерусалима, в низком месте. Если вдруг опять дойдет до войны, у вас будет преимущество высоты, выгодное положение.

— Это не подножие города, а верх Израиля, и вы это знаете. Иерусалим — голова еврейства, а Лифта находится у его горла.

Генерал приложил палец к своей шее, и ему не понадобилось усиливать эффект, делая поперечное движение.

— Отдайте ее нам, — сказал Арафат. — Она наша. По-хорошему нам и просить бы не следовало то, что нам принадлежит.