Валентина Сидоренко - Страстотерпицы [litres]

Здесь, на широкой, почти деревенской улице, автобусы не ходили, машины ездили редко, снег казался белее и воздух чище. Опрятная речушка текла сразу за огородами, не засоряясь, потому что была с быстрым течением. Ленивый деревенский дым тянулся из печных труб, тоскливо выли по дворам собаки. Мальчишки чистили для хоккея лед, он вырывался из-под лопат неожиданными зелеными снопами искр. Размахивая руками, к Тоне подбежал племянник Сережа. Кожаная серая шапка почти скрывала его лицо, он постоянно подталкивал ее край вверх и сопел.

– Замерз, поди? – спросила его Тоня.

– Не, – ответил он. – Ты чего привезла мне?

– Тебе ничего, дружок. Людке привезла.

– Ага, – недовольно протянул мальчик. – Все Людке и Людке…

– Ну как же, она маленькая.

Сережа утер нос рукавичкой.

– Я домой не пойду, – сказал он, – а то меня мамка не отпустит. Я потом приду, ладно?

– Ладно. Шею прикрой только. Мамка-то дома?

– Дома! – уже на бегу крикнул Сережа. – Она с ночи пришла.

Дом сестры, высокий, крытый шифером, стоит на горе. Чистенькие, подсиненные занавески на больших окнах. Во дворе порядок – ни одного полешка без места не лежит, снег отгребен далеко за заборы. Сестра Александра, высокая, худая, жарила рыбу у печи, вяло взглянула на Тоню.

– Приехала, – сказала она, переворачивая рыбину ножом. Сестра была бы очень миловидной, если бы не выражение постоянной обиды, сквозившее в ее черных глазах и старившее лицо. Ходила она всегда прямо, словно кол проглотила, поджимая узкие губы.

Из комнат вышла племянница Надя, рослая – в мать. Ласковая, как молодая телочка, повисла на Тониных плечах.

– Что привезла? – спросила она, расстегивая шинель тетки.

– Привезла, – ответила Тоня.

Надя нетерпеливо подпрыгнула и взяла из Тониных рук сумку.

Держась за стенку, на кривых ножках вышла маленькая Людочка, увидела Тоню и улыбнулась.

– Ты моя сладкая, – присела перед ней Тоня. – Иди сюда. Что тебе тетка купила… – Она открыла сумку, вынула большую куклу, поставила ее на пол.

Кукла, чуть поменьше Людочки стояла, блестя глянцевыми щеками. Тоня взяла ее за руку, кукла шагнула. Людочка испуганно шлепнулась на пол и заплакала.

– Ой, какая! – восторженно выдохнула Надя. – Ой, какая…

– Балуешь ты их. – Александра взяла Людочку на руки. – Она, поди, денег стоит.

– Ничего, – ответила Тоня. – Пусть играет.

– А мне-е? – протянула Надя.

– У, бесстыжая. – Мать покачала головой и хлопнула дочь полотенцем по плечу. – Все клянчишь.

– Ну что ты, Шурка. Она уже невеста у тебя, а ты все хлещешь.

Надя, в это время проверившая сумку, держала в руках черные сапоги с длинными голенищами.

– Это мне? – растерянно спросила она.

– Тебе, – кивнула головой Тоня.

– Ой, – простонала Надя и исчезла в комнатах. Она появилась через несколько минут. Поскрипывая сапожками, ладно прошлась по кухне. – Ой, тетечка Тонечка, ой, – радостно всхлипывала она. – Мам, я в сапогах пойду?

– Ну куда там! – Мать посадила Людочку на диван и вернулась к печи. – В валенках дотопаешь.

– Ну, мам, – захныкала Надя. – Мам…

– Не гунди, – прикрикнула Александра.

– Да, у нас все девчонки в сапогах ходят. Одна я в валенках.

Александра молчала, нарезая хлеб к столу, сурово поджав губы.

– Галька Рубцова такие сапоги с ноября носит, – продолжала чуть не плача Надя, исподлобья поглядывая на мать.

– У Гальки отец начальник, – словно себе сказала Александра. – Он до уборной пешком не ходит… Ну, снимай сапоги и собирайся в школу, – вскипела она неожиданно.

Надя, понимая, что просить больше нельзя, пошла в комнаты.

– Лучше бы брату помогла. Если Юрка двоек нахватает, я вам обеим с теткой задам.

Тоня разделась, прошла в теплые, застланные половиками комнаты, за ней шагнула Александра, нервно одергивая фартук.

– В школу! – цыкнула она дочери, увидев, что та поглаживает сапоги.

Девчонка грустно посмотрела на мать, вздохнула, молча оделась и ушла.

– Ты как неродная им, Шура. Орешь и орешь.

– Молода еще учить, – отрезала Александра. – Вот заведешь своих и воспитывай их по системам.

Она подняла клеенку на столе, взяла почтовый перевод.

– Прислал. Вот, мол, дорогие детки, не помрите с голоду. Забочусь. – Она провела фартуком по глазам, с ненавистью бросила бумажку на стол.

Тоня молчала, печально глядя на сестру. До замужества Александра была хохотушкой, с характером легким, отчаянным. Волосы у нее все еще хороши: черные, густые, сейчас редко встретишь такие косы.