Мо Янь - Лягушки

Чэнь Мэй.Я знаю, мой ребенок не умер, потому что я слышала его плач при рождении… Вот послушай, опять плачет… Ребеночек мой с самого рождения не пил маминого молочка… Бедный мой ребеночек…

Открывается дверь, и входит начальник участка.

Начальник участка.Что за плач и слезы, давайте все по порядку!

Чэнь Мэй( встает на колени ). О великий Бао, рассудите простолюдинку…

Начальник участка.Это еще что? Ничего не понимаю.

Сяо Вэй( вполголоса ). Начальник, возможно, это будет очень громкое дело! ( Передает ему свои записи. Тот пролистывает их .) Возможно, речь идет об организованной продаже женщин в проституцию, а также о похищении и продаже детей!

Чэнь Мэй.О великий Бао, спаси моего ребенка…

Начальник участка.Хорошо, простолюдинка Чэнь Мэй, твою жалобу чиновник принял. Чиновник непременно доведет ее до сведения почтенного Бао. А ты теперь возвращайся и жди вестей.

Чэнь Мэй уходит.

Сяо Вэй.Начальник!

Начальник участка.Ты новенькая, во многом не разбираешься. Эта женщина пострадала при пожаре на фабрике игрушек Дунли, и она не в своем уме уже много лет. Ей можно посочувствовать, но мы при всем желании бессильны помочь.

Сяо Вэй.Начальник, я заметила…

Начальник участка.Что ты заметила?

Сяо Вэй( в затруднении ). У нее из груди молоко выделяется!

Начальник участка.А не пот ли это?! Сяо Вэй, ты только заступила на службу, а в нашем деле нужно не только сохранять бдительность, но и не быть мнительным!

Обстановка на сцене та же, что и во втором действии.

Мастер Хао и Цинь Хэ сидят каждый перед своим столиком и лепят кукол.

На сцене незаметно появляется человек средних лет в помятом европейском костюме, в галстуке красного цвета, с авторучкой в кармане пиджака и с портфелем под мышкой.

Мастер Хао( не поднимая головы ). Кэдоу, опять ты?!

Кэдоу( льстиво ). Дядюшка Хао просто бессмертный небожитель, одним слухом определил, что это я.

Мастер Хао.Не слухом, а носом чую.

Цинь Хэ.У собаки нюх острее человеческого в десять тысяч раз.

Мастер Хао.Как ты смеешь ругать меня?!

Цинь Хэ.Разве я тебя ругаю? Я лишь сказал, что у собаки нюх острее человеческого в десять тысяч раз.

Мастер Хао.Опять ругаешься?! ( Быстро лепит из куска глины подобие лица Цинь Хэ, поднимает, показывая Кэдоу и Цинь Хэ, а потом резко швыряет на пол. ) Вот тебе, рожа бесстыжая!

Цинь Хэ( не моргнув глазом лепит подобие мастера Хао, демонстрирует Кэдоу и шлепает на пол ). Вот так я тебя, пес старый!

Кэдоу.Дядюшка Хао, не гневайтесь, второй дядюшка Цинь, успокойтесь, мастера, смирите гнев свой, только что вылепленное вами можно назвать шедеврами, и так жаль, что теперь это лишь бесформенные куски глины!

Мастер Хао.Ты поменьше болтай, как бы я и тебя не вылепил и не шлепнул!

Кэдоу.Очень прошу, вылепите меня, только вот шлепать об пол не надо. Будут мою пьесу печатать, помещу фотографию на обложке.

Мастер Хао.Я тебе давно говорил, тетушка твоя как не станет смотреть, как муравьи забираются на дерево, так не будет и пьесу твою паршивую читать.

Цинь Хэ.Землю обрабатывать ты не горазд, куда тебе еще пьесы писать? Если сумеешь написать пьесу, я съем вот этот кусок глины.

Кэдоу( смиренно ). Дядюшка Хао, второй дядюшка Цинь, тетушке годов уже немало, зрение плохое, я не посмею заставлять пожилого человека читать саму, почитаю ей вслух, а заодно и вы послушаете. Вы наверняка знаете господина Юя [121] Видимо, имеется в виду известный китайский драматург Цао Юй (1910–1996). , господина Лао Шэ – они оба читали свои пьесы в театре перед актерами и режиссерами.

Мастер Хао.Но ты же не Юй и не Лао Шэ.

Цинь Хэ.И мы не актеры, и тем более не режиссеры.

Кэдоу.Но вы – персонажи моей пьесы! Я столько туши извел, чтобы приукрасить вас, и если вы не послушаете, будет такая неудача. Послушаете, и если что-то не устроит, я еще могу внести исправления; а если не станете и пьеса будет поставлена на сцене и выйдет в виде книги, сожалеть уже будет поздно. ( С неожиданной патетикой .) Я десять лет потратил, чтобы ее написать, все, что есть дома, на это употребил, даже пару стропил на крыше и то снял и продал. ( Хватается за грудь и натужно кашляет .) Я, чтобы эту пьесу написать, горький трубочный табак курил, не было табака – курил листья софоры, столько бессонных ночей провел, здоровье подорвал, полжизни на нее положил, и ради чего? Ради славы? Ради выгоды? ( Звонко. ) Нет! Ради любви к тетушке, ради того, чтобы прославить в веках святую женщину нашего дунбэйского Гаоми! А сегодня, если не станете слушать меня, прямо перед вами и умру!