Александр Шакилов - Лишние дни [СИ]

Мы смотрим на Кабана.

— Промокли, — виновато сопит.

— Да ну?

— А может подсушить?

— Проще табачную фабрику построить…

А вокруг — ночь.

Последняя ночь. Завтра уезжаем.

Вокруг полнейший беспредел: столько людей одновременно напились до крашенных веников, что мне страшно за Родину. Пили все: даже те, кто раньше ближе, чем с десяти метров на пивную этикетку посмотреть не мог — родители не разрешали. И били по попке. Во избежание.

Все готовые.

А я нет.

Пол-литра на шестерых — это извращение. Недовольно переглядываемся. Трезвые. А все вокруг весёлые и пьяные, что одно и тоже.

Вваливается Валера Запаршев: в правой руке дымится «ватра», левой обнимает Налётову и держит стакан водки. Гранёный. Полный. Сука.

У меня аж слюна капает: кап, кап, кап, каааааа — ппппп! — издевается над пересохшим ртом.

— Давайте выпьем за Налётову! — вопит Валера и одним глотком опорожняет ёмкость, затягивается и лезет целоваться, пытаясь нащупать отсутствующую талию спутницы. Ясное дело, безуспешно. Отчаявшись, щипает Ленку за жопу.

Она оглушительно ржёт (не путать со смехом!) и игриво отбивается.

У нас отвисают челюсти.

Мы просто в шоке: Валера не пьёт и не курит — он же спортсмен, гимнаст. Я знаю его с детства: вечные тренировки и спортшкола — вёрткий, быстрый — сильнее, выше, дальше. Он даже в карты проигрывал по-олимпийски: с криком «Шо за хуйня!» делал сальто назад.

А тут такое!..

Налётова оценивает произведённый эффект и что-то шепчет Запаршеву на ушко.

Он свойски подмигивает нам:

— Я иду спать с Налётовой! Идём? — и хватает её за грудь.

Она делает вид, что не замечает пятерню — это всего лишь массаж молочных желез. Мы тоже. Делаем вид. Массаж так массаж. Для профилактики рака полезный. Если потом раком…

Говорят, путь к сердцу мужчины лежит через желудок — нагло врут. Мужчина любит глазами?! — пошлить не хочется, но делать ЭТО глазами?! — блин, да зоофилия тогда норма жизни! И, вообще, если сначала хорошенько не пощупать, до любви дело, однозначно, не дойдёт. Через куда и каким именно местом природа подскажет, а я прошу, умоляю: оставьте органы зрения в покое! Даже контактные линзы не могут гарантировать стопроцентную защиту, а ведь реальный призрак СПИДа гуляет по планете. Может, стоит попробовать — я понимаю: скучно и банально, но всё-таки — проверенный дедовский метод? А если техпроцесс разнообразить резиновым хайтеком, то…

Парочка удаляется.

Пауза усугубляется.

Покидаю мрачное гостеприимство в надежде отыскать луч света в тёмном царстве — водки, хотя бы бутылку.

Посреди коридора стоит стул, на стуле в непринуждённой позе отдыхает СВ. Читает и курит. Возле неё, задницей на полу примостился Кабан. Он курит. Табак и по жизни.

Смотрю на часы: как сказал бы Дрон, без сорока восьми минут три. Ночь. Самое время посреди коридора книжку почитать. И заглотить чуток смол, никотинчиком посмаковать и канцерогенами на будущее запастись — все курят, у всех есть, а мы чем хуже?

Подхожу: «Мастер и Маргарита», «опал» и «ватра».

Кабан, значит, Мастер, а Ксюха… Романтика, блин. Оба в предельном, едва допускающем жизнедеятельность умате — стадия «ещё чуть-чуть — і мертві бджоли не гудуть».

СВ, прищурившись, рассматривает буквы, вдруг ставшие загадочными письменами, и аристократично дымит «опалом» — раздражена: в книжке нету картинок. Кабан добивает обжигающий пальцы бэрик:

— Оксана, ну Оксана же.

Ксюха сбивает пепел и переворачивает страницу.

— Оксана-а-а… Оксана? Ну Оксана же. Оксана-а-а-а, Оксана-а-а-а, ну Оксана же.

СВ игнорирует душещипательный поток стенаний — обнаружила какой-то рисуночек на обложке — это же весьма занимательно: рисуночек, ой как интересно, рисуночек…

СВ игнорирует всё и вся — до того момента, когда Олег, максимально выставив звук дребезжащей шарманки, для полноты ощущений возлагает ладонь на девичью коленку.

…я хочу быть с тобой, я так хочу быть с тобой…

Вот тогда Оксана-а-а меланхолично затягивается, и не спеша, обстоятельно и деловито, вдавливает обугленный фильтр между захватнических костяшек указательного и среднего пальцев. Подносит фильтр к глазам и — не до конца потух — опять погружает, вплоть до полной ликвидации тления. Изящным движением тонких нервных пальчиков мусор отбрасывается на голову Кабану — другой поблизости не оказалось.

Хрюша убирает руку и внимательно рассматривает ожог. Заметно как в его прозрачно-пустом черепе, нехотя, переключается реле, отвечающее за причинно-следственные связи. Страшный скрежет, пар из ушей, звонкий щелчок чего-то с трудом впихнувшегося не на своё место.