Василий Шукшин - Я пришёл дать вам волю. Любавины

Настигли. Разинцы стали обходить стрельцов, прижимая к берегу, к круче. Шестеро с Разиным очутились впереди, обнажили сабли…

Стрельцы сбились с маха… Сотник тоже вырвал саблю. Еще три стрельца приготовились подороже отдать жизнь. Остальные, опустив головы, ждали смерти или милости.

– Брось саблю! – велел Степан сотнику.

Молодой красивый сотник подумал… и спрятал саблю в ножны.

– Смилуйся, батька, – сказал тихо. – Грех попутал.

– Слазь с коней.

– Смилуйся, батька! Верой служить будем…

– Верой вам теперь не смочь: дорогу на побег знаете. Я говорил вам… Слазьте.

Стрельцы послезали с коней, сбились в кучу. Один кинулся было к обрыву, но его тут же срубил ловкий казак.

Коней стрелецких отогнали в сторону, чтоб они не глазели тут… на дела человеческие.

– Говорил вам!! – закричал Степан, заглушая криком подступившую вдруг к сердцу жалость. – Собаки!.. Доносить побежали!

Стрельцов окружили кольцом… И замелькали сабли, и мягко, с тупым коротким звуком кромсали тела человеческие. И головы летели, и руки, воздетые в мольбе, никли, как плети, перерубленные…

Скоро и просто свершилась расправа. Трупы поскидали с обрыва.

– Говорил вам, – горько, с укором сказал Степан, глядя с обрыва вниз. – Нет, побежали!

Казаки вываживали коней, обтирали их пучками сухой травы. Потом спустились вниз по распадку к воде. Напоить коней. Но еще пока медлили подпускать их к воде, чтобы не опоить с перегона.

Степан сидел на камне лицом к реке, надвинув низко на лоб шапку, смотрел на широкую спокойную гладь.

Солнце клонилось к западу; тень от высокого правого берега легла далеко на воду, и вода тут была темная. Зато дальше и вода, и далекий низкий берег – все тихо пламенело в желтых лучах прощального солнышка. Разница эта – здесь и там порождала раздумья. Ясно ли думалось или грустно – кому как. Кто как смотрел. Кто смотрел дальше, на светлое, кто – поближе, в тень… Не одинаково думают люди, даже когда видят одинаково. Не одинаково и понимают, когда понимать вроде надо бы – одинаково. Так уж не одинаково устроены… Могут же одни, в близости смертного часа, окаменеть и ждать, другие – кричат, жалуются, ненавидят живых, которым еще некоторое время оставаться здесь. Да и жизнь-то принимают по-разному, не только смерть.

Подошел Фрол Минаев, присел. Тоже долго смотрел на воду… Отходили казаки от смерти стрелецкой, противились, не хотели ее холодного мерзкого касания, нарочно налаживались думать, что – вот… земля, солнышко светит, хорошо на земле, хорошо… Ну, а что случилось-то? Но – случилось, случилось, чего не могли понять: за что порубили людей? Ни в бою, ни в набеге… Зачем же это надо было?

– Зачем Леонтия-то отпустил? – спросил Фрол первое, что пришло в голову. И он рубил, и ему, может быть, больше других было не по себе.

– Отпустил, – нехотя сказал Степан, отрываясь от дум. – А чего?

– Зря. – Фрол жалел, что заговорил: не знал, что говорить больше.

– Пошто?

– Раззвонит там… В Астрахани-то.

– Теперь скрытничать нечего. Но иное дело, Фрол: один зазвонит или… Да уж и то – пора. Теперь: помоги, господи, подняться, а ляжем сами. Как думаешь? – Степан спокойно и пристально посмотрел на Фрола сбоку.

– Я-то? – Фрол смотрел на реку.

– Ты. Не виляй только, а то знаю я тебя, вертучего.

– Еслив по правде… – Фрол помолчал, подыскивая слова.

– По правде, Фрол, по правде. Говори, не бойся: на правду не обижусь – это же не бабу делить.

– Я не боюсь. Немыслимое затеваешь, Степан. Не знаю уж: скажет тебе кто так, нет, а от меня… услышь, можеть, сгодится подумать…

– Ну?

– Никто такое не учинял. Ты раскинь головой.

– Мы первые будем.

– А зачем тебе? Зачем, скажи на милость?

– Гадов повывесть на Руси, все ихные гумаги подрать, приказы погромить – люди отдохнут. Что, рази плохое дело?

Фрол молчал.

– Подумать только, – продолжал Степан, – сидят псы на Москве, а кусают – аж вон где! Нигде спасу нет! Теперь на Дон руки протянули – отдавай беглецов…

– На царя, что ли, руку подымешь? Гумаги-то от кого?

– Да мне мать его в душу – кто он! Еслив у его, змея ползучего, только на уме, как захомутать людей да сесть им на загривок, какой он мне к дьяволу царь?! Знать я его не хочу, такого доброго. И бояр его вонючих… тоже не хочу! Нет силы терпеть! Кровососы… Ты гляди, какой они верх на Руси забирают! Какую силу взяли!.. Стон же стоит кругом, грабют хуже нашего. Одними судами да волокитой вконец изведут людей. Да поборами. Хуже татар стали! А то ты не знаешь…