Василий Шукшин - Я пришёл дать вам волю. Любавины

Из дома кто-то вышел… Ивлев вгляделся, узнал Марию, позвал:

– Маша!

Она подошла, присела на корточки перед ним.

– Ну, что?

– Этот бардак надо разогнать. Пусть догуляют сегодня и забудут сюда дорогу.

Мария не сразу ответила.

– Мне весело с ними, – нехотя сказала она.

– Неправда, ты просто от скуки бесишься.

Мария опять долго молчала.

– С тобой-то не веселее, Петя.

Ивлева передернуло от ее слов, он пытливо уставился ей в глаза.

– Серьезно, что ли?

– Серьезно.

– Тэкс… – он не знал, что говорить. Решил быть тоже спокойным. – И сколько же мы с тобой прожили?

– Две недели.

– С месяц протянем или нет, как думаешь?

– Не знаю.

Ивлева слегка начало трясти, хмель вылетел из головы – спокойствие Марии было неподдельное, страшное.

– Ты что говоришь-то? Ты думаешь?

Мария вздохнула, уронила голову ему на колени, сказала, как говорят глубоко прочувствованное, пережитое:

– Опротивело мне все. И никого я не люблю, и ничего не хочу… На все наплевать.

Ивлев растерялся.

– Выпила ты лишнего. Я сейчас пойду выгоню всех, а ты ляжь…

– Не в этом дело… Я устала.

«От чего? – изумился про себя Ивлев, но сказать это вслух не решился. И подумал про тех, в доме: – Довели, сволочи, закружили».

– Побудь здесь, я сейчас приду.

– Куда ты?

– У меня спичек нет. Пойду прикурю.

Мария села на бревно, склонилась, как Ивлев, на колени…

Ивлев вошел в дом, оставил дверь распахнутой.

– Так! – громко обратился он ко всем, – собирайте шмотки и вытряхивайтесь отсюда. Немедленно!

Те, кто услышал это, остановились, замолчали, с любопытством смотрели на него. Большинство не слышало приказа.

– Я кому сказал?!! – заорал Ивлев. – Уходите отсюда! И больше чтобы ни одна скотина не появлялась в этом доме.

Теперь его слушали все. Прямо перед ним стоял без пиджака краснолицый дядя с вылинявшими глазами. Он первый заговорил:

– Ты на кого это орешь? – спросил он довольно трезво. – А? Вошь, ты на кого орешь? Ты чье сегодня жрал-пил? А?

– Кирилл! – предостерегающе сказал Шкурупий.

Кирилл двинулся на Ивлева.

– Ты на кого это, сопля, голос возвысил? Ты…

Ивлев, не дожидаясь, когда набычившийся Кирилл кинется на него, сам выступил вперед, хлестко и точно дал ему в челюсть. Кирилл, взмахнув руками, мешком стал падать назад. Его подхватили. И сразу, как по команде, на Ивлева бросились четыре человека – так дружно бросаются на постороннего, на лишнего в чужом пиру. Ивлев отпрыгнул в сторону, к кровати, сорвал со стены ружье, взвел курки…

– Постреляю всех, гадов, – сказал он негромко.

Четверо наскочивших попятились от ружья. Зато Кирилл, очухавшись, попер на Ивлева. Его схватил сзади Шкурупий… Кирилл стал вырываться. Шкурупий отпустил его и, развернувшись, ахнул кулаком по морде. Кирилл опять мешком рухнул на пол.

– Пошли, действительно… Поздно уже, – спокойно сказал Шкурупий, глядя на Ивлева маленькими пронзительными глазами. – Спасибо, хозяин, за угощение.

«Этот припомнит мне», – подумал Ивлев.

Пока разбирались с одеждой, пока одевались, Ивлев стоял в сторонке с ружьем, сторожил движения парней. Гости одевались молча. Только кто-то хихикнул и сказал негромко:

– Весело было нам.

И тут вошла Мария. Остановилась на пороге, пораженная диковинной сценой. Смотрела на мужа, ничего не говорила, только побледнела. Потом тоже оделась и ушла вместе со всеми. Кирилла увели силой. Ивлев остался один.

Потянулась бесконечная ночь. Ивлев сперва ходил по комнате, мычал и думал: «Придешь, никуда не денешься. Подумаешь, – обидел сволочей».

Потом стало невмоготу. Сел к столу начал пить. Решил напиться и уснуть. Но сколько ни пил – не брало. Только на сердце становилось все тяжелее и тяжелее.

– О-о!… – взвыл он, встал, опять начал ходить.

«Неужели совсем ушла? Неужели не придет?».

Взял ружье, заглянул в казенник – ружье было не заряжено. Он полез под кровать – там в старом чемоданишке лежали патроны. Для чего-то захотелось зарядить ружье. Достал патроны, зарядил оба ствола…

«Зачем?», – остановился посреди комнаты.

В сенях послышалась какая-то возня. Ивлева как током дернуло… Выскочил из комнаты – в сенях стояла та самая девица, с которой давеча стало плохо. Шарила руками по стене – искала дверь. Ивлев прислонился спиной к косяку, смотрел на нее.

– Что? – спросила девица.

– Очухалась?

– А где все?

– Ушли. Крепко же ты нарезалась, милая.

Девица прошла в комнату, оглядела себя при свете.