Адам Силвера - Что, если это мы

До вечера, когда я сказал Джесси и Итану, что я гей.

И я по вам скучаю , — признаюсь я.

ВОЗВРАЩАЙСЯ, АРТУР.

Еще четыре недели . — Не то чтобы я считал.

Итан наконец отвечает самым двусмысленным из смайликов — со стиснутыми зубами. Ну и как это понимать? Если Джесси после выпускного превратилась в мою бабулю, то Итан превратился в мима. В групповом чате все еще не так плохо, но в личном… Вот что случилось после выпускного: мой телефон перестал пиликать от его сообщений каждые пять секунд. И чего врать, это самое дерьмовое ощущение в моей жизни. Надо вывести Итана на откровенный разговор. Однажды. Да. Скоро. Может, даже сегодня. Может…

Но в эту секунду дверь почты распахивается, и на пороге появляются — я сейчас не шучу! — похожие, как две капли воды, близнецы в одинаковых комбинезонах и с закрученными усами. Итану бы такое понравилось. Эта мысль меня бесит. Вот в чем проблема с Итаном! Минуту назад я готов был надрать ему задницу за эти двусмысленные смайлики, а теперь просто хочу услышать, как он смеется. Эмоциональный разворот на сто восемьдесят градусов ровно за шестьдесят секунд.

Близнецы проходят мимо, и я вижу, что волосы у обоих собраны в пучки. Ну конечно, у них пучки! Должно быть, Нью-Йорк — отдельная планета, потому что никто даже глазом не ведет.

Кроме…

Кроме одного парня, который идет к почте с картонной коробкой в руках и едва не спотыкается при виде этой парочки. У него на лице написано такое замешательство, что я не могу сдержать смех.

И тут он смотрит на меня.

И улыбается.

Вот дерьмо.

Богородица, Иисус и все святые. Это самый симпатичный парень на свете. Может, дело в волосах, или веснушках, или румянце на щеках. Вообще-то я не из тех, кто будет пялиться на чьи-то щеки, но на такие не грех и попялиться. И на все остальное тоже. Идеально взлохмаченные светло-каштановые волосы. Облегающие джинсы, слегка стоптанные кеды, серая футболка с надписью Dream & Bean Coffee , которую едва видно над коробкой. Он выше меня (ладно, это как раз нормально, большинство парней выше).

И он смотрит на меня.

Но двадцать очков Гриффиндору, потому что мне удается улыбнуться в ответ.

— Спорим, их двухместный велосипед припаркован у барбершопа?

Он смеется немного растерянно, но очаровательно. У меня тут же голова идет кругом.

— Определенно у барбершопа. В крайнем случае у арт-галереи или крафтовой пивоварни.

Целую минуту мы просто смотрим друг на друга и ухмыляемся.

— Гм, ты заходишь? — спрашивает он наконец.

Я бросаю взгляд на дверь.

— А, да.

И захожу за ним на почту. Это даже не мое решение. Ну хорошо, не совсем мое — моего тела. Невидимого якоря у меня в груди. Я словно должен познакомиться с этим парнем. Как будто это неизбежно.

Так, ладно, пора кое в чем признаться. Возможно, после этого вас стошнит — если до сих пор не стошнило, — но я все равно скажу.

Я верю в любовь с первого взгляда. В судьбу, мироздание, все дела. Но не так, как вы думаете. Никаких там «наши души были разлучены, и теперь мы вместе отныне и навек». Я просто думаю, что нам суждено встретить некоторых людей. Что судьба сама сводит нас с ними.

Даже в совершенно заурядный июльский понедельник. Даже на почте.

Хотя ладно, будем честны: это не совсем обычная почта. Величиной с бальный зал, с блестящими полами, рядами пронумерованных абонентских ящиков и настоящими статуями , как в музее. Парень-с-коробкой подходит к столику у входа, опускает на него свою ношу и начинает заполнять почтовую наклейку.

Поэтому я беру с ближайшей стойки чистый конверт и направляюсь к тому же столику. Прогулочным шагом, ага. Сама обыденность. Теперь мне всего-то и нужно, что подобрать правильные слова для поддержания беседы. По правде говоря, обычно у меня не бывает проблем с незнакомцами. Уж не знаю, это фишка выходцев из Джорджии или просто людей по имени Артур — но если по магазину блуждает подслеповатый старичок, именно я буду взвешивать ему пакет с черносливом. Если в соседнем кресле самолета окажется беременная дама, к моменту приземления она поклянется назвать своего еще не рожденного ребенка в мою честь. Уж с чем, с чем, а с длинным языком мне повезло.

Ну, или везло до сегодняшнего дня. Не думаю, что я сумею выдавить хоть звук. Горло будто завалило камнями. Что ж, я просто обязан прокопать тоннель к своему внутреннему ньюйоркцу — крутому и невозмутимому.

Так что я адресую Парню-с-коробкой осторожную улыбку и делаю глубокий вдох.