Ларс Лоренс - Утро, полдень и вечер

Лоренс писал, что из двухсот — или около того — действующих лиц основными можно считать тридцать. Но это люди самых различных склонностей, привычек, желаний, взглядов. Лоренс не просто изображает типичного дельца, или политикана, или рабочего. Он каждого наделяет неповторимым, сложным, противоречивым характером. В каждом персонаже органично сливаются социальная типизация и человеческая индивидуальность.

Точности психологического рисунка писатель добивается широким использованием внутреннего монолога, чаще всего сочетая авторскую речь с несобственно прямой речью персонажа. И тут обнаруживается удивительная способность писателя перевоплощаться, проникать в мысли своих героев, говорить их словами. Сравнить, к примеру, главы о безграмотном старике-индейце, адвокате Фрэнке Хогарте или управляющем шахт Дэне Бэрбидже, том самом, который дальновидно считает, что надо поиграть в социализм, чтобы не допустить его, — трудно поверить, что они написаны одной рукой. Стилевое разнообразие — отличительная особенность прозы Ларса Лоренса.

Поочередно предоставляя слово своим персонажам, писатель раскрывает многообразие точек зрения на стержневое событие романа, и эпизод на площади каждый раз получает дополнительное освещение. От собственных впечатлений и собственного опыта действующие лица естественно и неизбежно переходят к размышлениям над большими вопросами эпохи: американская традиция и классовые противоречия, демократия и фашизм, «Новый курс» и социализм. Неизбежно потому, что, как бы ни был ограничен кругозор того или иного человека, участие в событиях романа заставляет его прикидывать, сопоставлять факты, оценивать поступки других. Люди у Лоренса думают , и это отличает цикл «Семена» от распространенного в современной американской литературе антиинтеллектуализма.

Эмоциональный накал, динамичность первой части эпопеи, в которой отразилось взрывчатое столкновение противоположных интересов и страстей, тревожные интонации второй книги — «Из праха» (1956), передающие похмельную атмосферу города, напряженное, неустойчивое состояние всех, кто оказался причастным к драматическому, стоившему нескольких человеческих жизней эпизоду, сменяются в следующих романах цикла — «Старый шут закон» (1961) и «Провокация» (1961) — умеренной, аналитической манерой. Действие переносится в судебные инстанции, и конфликт возводится в более высокий, интеллектуальный план. В соответствии с логикой общественного развития борьба за кусок хлеба перерастает в битву идей.

Сила художественной выразительности романов такова, что читатель становится как бы участником разбирательства «дела о бунте» — дела, которым проверялась прочность и дееспособность «Нового курса». Лоренс ни в коей мере не упрощает ситуацию, трезво взвешивает все «за» и «против» так называемого демократического процесса, то есть механизма взаимодействия американских общественно-политических институтов, установлений и традиций. И здесь улавливается историческая перекличка с большими дебатами нынешних дней, с событиями, разыгравшимися в США в середине века.

Самое главное в замысле Лоренса то, что не вполне еще угадывается в первой книге, — стремление не просто представить эпическое полотно американского общества 30-х годов, но и художественно раскрыть коренное историческое противоречие, присущее всему развитию Соединенных Штатов Америки. Демократичность, независимость, уважение к человеку, справедливость — словом, все то, что обнимается понятием «американской мечты» в высоком изначальном смысле, и в то же время бесчеловечность и насилие, теснейшее переплетение преступности с политикой и предпринимательством, полицейская жестокость и злоупотребления в судебной системе. Как писал, анализируя романы Л. Лоренса, видный американский критик-марксист С. Финкельстайн: «С одной стороны — широкое участие (в создании нации. — Г.3. ) людей самых разнообразных национальностей, культур, происхождения, положения, которые закладывали, таким образом, основу для осуществления идеи человеческого братства. С другой — ни в одной стране расизм и шовинизм не оказали такое глубокое и длительное влияние на общественную мысль и социальную практику».

В сентябре 1965 года Филип Стивенсон приехал, несмотря на свои семьдесят без малого лет, в Москву — можно было только дивиться неуемности этого человека! Он пришел в «Литературную газету» — высокий, сухощавый, загорелый, с доброй, чуть застенчивой улыбкой. Он рассказал о том, как побывал ночью на Красной площади, и в словах его звучала высокая поэзия. Он говорил, что собирается написать две пьесы. Но это после, по возвращении в Штаты. А сейчас ему хочется совершить туристскую поездку по Средней Азии — чем-то она напоминает ему Калифорнию…