Виктор Пелевин - Непобедимое солнце. Книга 1

Я несколько секунд колебалась, сказать про разговор с Ахметом Гекченом или нет – и решила на всякий случай этого не делать. Меня же не спрашивали. Но если спросят, подумала я, скажу…

– С другой стороны, – продолжал Тим, – нумизматы не так уж неправы. Элагабал говорил, что его черный камень – одновременно и Солнце, и Юпитер. Этот юный император был, если угодно, римским Эхнатоном. Только он не отверг остальных богов, а как бы попытался соединить их всех в одном.

Я поглядела на монету еще раз.

– А почему вокруг колесницы грибы? Это был психоделический культ?

Тим засмеялся.

– Поразительно, – сказал он, – вот что такое молодые мозги. Ты на пороге великого исторического открытия.

– Это что-то другое?

– Никто из ученых точно не знает. Но про грибы смешно. Мне бы в голову не пришло.

– Я не очень понимаю, – сказала я, – что здесь смешного.

– Насчет этих предметов существует серьезная полемика в исторической науке, – ответил Тим. – Некоторые считают, что это зонты. Мол, религиозная процессия устраивалась в день летнего солнцестояния, было жарко и… Другие возражают, что по чисто богословским причинам процессия бога Солнца не могла укрываться от того божества, которому была посвящена – и это религиозные штандарты. Как бы значки небесных легионов… Но про грибы, конечно, свежее всего. А что ты скажешь про императора? Переверни, он с другой стороны.

– Красивый, – сказала я.

– И очень юный. Ему было в это время шестнадцать или семнадцать лет.

– А кто правит колесницей? – спросила я, разглядывая монету. – Там же только этот камень.

– В том и дело. Во время этих процессий поводья лошадей – их, кстати, было на самом деле шесть, на монете просто не хватило места – были привязаны к камню. Как будто правил сам солнечный бог. Юный император держал за поводья только одну лошадь – и бежал перед колесницей спиной вперед, лицом к своему богу. На дороге делали разметку из золотой пудры, типа такую центральную линию, чтобы он мог ориентироваться, не оборачиваясь… В день летнего солнцестояния он бежал через весь Рим к построенному в предместье жертвеннику, и, доставив туда своего бога, приносил ему жертвы на множестве алтарей. Это было огромное событие, национальный праздник. Вокруг алтарей стояли высокие деревянные башни, с которых в народ кидали деньги и подарки… А потом император танцевал перед камнем – как прежде в эмесском храме. Только смотрели на это уже не солдаты, а весь сенат и римский народ. Это вообще был уникальный период истории – несколько лет, когда огромной мировой империей управляли главным образом с помощью танца. После этого начался так называемый кризис третьего века, и Рим по-настоящему не оправился уже никогда.

– Подумаешь, – сказала я. – У нас Ельцин тоже танцевал и оркестром дирижировал.

– Так и вы не оправились, – ответил Тим. – Только миллиардеров много стало.

– А что случилось с мальчиком? – спросила я.

– Естественно, умер. Его убили в восемнадцать лет. А потом его память была проклята – через стандартную римскую процедуру «damnatio memoriae». До этого Каракалла проделал то же самое со своим братом Гетой. Убрали даже лица на фресках. Про Элагабала сегодня знают довольно мало. Уничтожены все его следы. Остались тенденциозные заметки ненавидевших его сенаторов-историков, где его обвиняют во всех смертных грехах, пара бюстов и эти вот монеты, которые находят до сих пор.

– За что его убили?

– А за что убили Каракаллу или Коммода? Любой император каждый день создает сотню причин для своей смерти. Задним числом объяснить ее несложно. Когда убили Цезаря, никто не спросил «за что?».

– Цезарь хотел отнять у Рима свободу, – сказала я. – И вольнолюбивый Брут…

– Ага. Если бы убили Тиберия или Августа, историки тоже нашли бы массу поводов. Официально считается, что Элагабал утратил доверие солдат. Утверждают, что он погряз в неге, роскоши и изощренных видах разврата, которые оттолкнули от него армию, склонную к более традиционным формам гомосексуализма. Но так говорили обо всех убитых императорах. Они все почему-то оказывались плохими. Погубило его не это, конечно, а то, что он оставил свои зачарованные восточные легионы и переселился в Рим. Императоров в это время уже назначали преторианцы.

– Да, – сказала я, – помню. Фрэнк говорил, что в Риме императоры долго не жили.

– Это правда. Особенно поздние.

– А что случилось с черным камнем?

– Элагабал построил для него в Риме храм. Он переместил туда множество знаменитых древних статуй, чтобы они окружали почетным караулом его божество. Когда юного императора убили, статуи без особой помпы стали возвращать назад. То же случилось и с самим черным камнем. Его вернули в Сирию, в тот же храм в Эмесе. Есть поздняя монета мелкого сирийского узурпатора Урануса – он тоже был римлянин – где этот камень показан стоящим на прежнем месте в храме. И вокруг опять висят эти, как ты выразилась, грибы…