Сергей Синякин - Горькая соль войны [сборник]

3. Поручить секретарям райкомов и уполномоченным городского комитета обороны районов города довести до сведения населения сообщение коменданта города, принимая меры к пресечению каких бы то ни было фактов мародерства и воровства государственной и личной собственности граждан, принимая меры на месте в отношении мародеров и преступников перед государством.

— Умер Макарка, и хрен с ним, — бросил Говорков, когда Шарун доложил ему о незавидной судьбе Юсаева и положил на стол изъятые у бандитов стволы. — Оно и к лучшему. Может, и дела уже никакого нет. И что тогда? Что с этой шкурой прикажешь делать? Отпускать? Жаль, конечно, что ты Кривого упустил!

— Это как? — не понял Шарун. — Как это — дела нет? Трех баб завалил, а дела нет? Не понял!

— Сейчас поймешь, — пообещал Говорков. — Сегодня на переправе при бомбежке два грузовика утопили с документацией управления милиции и прокуратуры. Пойди теперь проверь, что именно на дно ушло! И церемониться с ними нечего, давно пора сразу к стенке ставить. Я тебя понимаю, Иван Николаевич, ты считаешь, без них концы порублены будут. Недоволен?

— А чего радоваться? — хмуро сказал Шарун. — Я привык дело до конца доводить. А тут… Участники разбойного нападения на пивную так и не установлены, главарь ушел. Я так понимаю, за этими гавриками не только пивная была!

— Война спишет, — махнул рукой Говорков. — И куда мы их? Сам видишь, здания управления нет, одни развалины, в тюрьму несколько бомб попало. Кстати, тюремный лазарет тоже накрыло и твоего Виноградова… Не-е-ет, правильно сделали, когда дали разрешение всю эту шушеру к стенке ставить. Тут, понимаешь, немцы на севере к тракторному прорвались!

— Не понял, — встрепенулся Шарун. — Как это — к тракторному?

— Вот так, дружище, где не ждали, там и вылезло. Танки вышли на Мечетку, говорят, корпус прорвался в сопровождении пехоты. Там ополчение дерется. Поэтому поступил приказ собрать, кого можно, и отразить прорыв врага. Можно подумать, что у нас силы лишние есть! — вздохнул Говорков.

Посидел, покачал головой и сокрушенно повторил:

— Жаль, что Кривой от вас ушел! Кстати, на него ответ пришел из Саратова. Из раскулаченных он, на спецпоселении был, да, видимо, сбежал. Ладно, Иван Николаевич, иди. Хотел на фронт? Будет тебе фронт. Все тебе будет!

После этих слов Шарун почувствовал неожиданное облегчение.

Словно камень с души свалился. Жизнь получила какую-то определенность, которой лейтенанту так не хватало. Нет, он понимал, что обеспечить безопасность людей в тылу тоже кто-то должен, но после сегодняшней бомбежки, после того как они расстреляли бандита Юсаева у стены разрушенного бомбой дома близ городского сада, что-то надломилось в нем. Человеческая жизнь в городе не стоила ни черта. Это понял и Колька Армяшка, встав у дымящихся развалин под прицел трех винтовок. На передовой Шарун к обесцениванию человеческой жизни привык, куда труднее было привыкнуть к мысли, что война добралась и до города, стиснула на его глотке костлявые пальцы, готовая убивать, не разбирая никого. Это был его город, поэтому привыкнуть к происходящему было неизмеримо сложнее.

А вот розыск они все-таки провалили. Говорков прав — жаль, что Кривого упустили. Он бы многое мог рассказать.

— Да, — сказал Говорков. — Тут ходили твоего агента брать.

Шарун поначалу не понял, о чем речь и почему кто-то ходил брать его агента, но через мгновение понял — речь идет о немецком шпионе, которого он вычислил на основании показаний Виноградова.

— Пришли, а там воронка вместо дома, — сообщил Говорков. — Свои же и накрыли.

— Может, его дома не было, — возразил Шарун.

— А его и не было, — ухмыльнулся Говорков. — Рядом с домом и нашли. Признался, сучок, во всех грехах. И прожил ровно столько, чтобы рассказать о своих делишках. В общих чертах, конечно, обстоятельный отчет он сейчас богу дает. Между прочим, рассказал гаденыш, что ракеты из оврага Долгий он с подельниками пускал.

Хмуро покачал головой.

— Была бы охота этих гнид вспоминать. Сегодня у Акатовки «Композитора Бородина» сожгли. Сволочи, даже на флаг Красного Креста не посмотрели! Семьсот раненых! — И рубанул воздух: — Бить их надо, бить, чтобы следа на сталинградской земле не осталось!

И покровительственно добавил:

— А ты жалеешь, что какую-то гниду живым до камеры не сумел довести!

г. Сталинград