Анна Левина - Брак по-американски

Большое кладбище с редкими деревьями. Кругом ровными рядами лежат могильные плиты. Посредине — свежевырытая яма. К ней направляется похоронная процессия из нескольких человек.

Всё вокруг серо-коричневое. Серое от дождя и могильных плит, коричневое от размокшей грязи под ногами, от голых деревьев, от гроба, который несут к могиле.

Около ямы процессия останавливается. Женщины тихонечко воют. Мужчины, скорбно сопя, опускают голову. И в этот момент к кладбищу подъезжает большая чёрная машина. Из неё, чуть касаясь земли, появляется женщина в роскошном красном платье фасона «Мария Стюарт перед казнью». Длинные волосы развеваются на ветру.

С громким хохотом, который, смешиваясь с эхом, гулкими волнами повисает над безлюдным кладбищем, женская фигура, как «Бегущая по волнам», приближается к процессии, участники которой, забыв о своём неутешном горе, как заворожённые следят за красным силуэтом.

Около самой могилы красная фигура взмахивает широкими рукавами, как ракета, оторвавшись от земли, взмывает в воздух и, не переставая злорадно хохотать, делает несколько кругов над открытым гробом. Потом повисает над покойником, пристально глядя ему в лицо.

— Ты будешь вечно бояться, вечно! — громко произносит женщина в красном. — У тебя не было покоя здесь, и там его тоже не будет!

С этими словами она разворачивается и летит обратно к машине…

В горбу лежал Гарик. Женщина в красном, с развевающимися волосами была я. А всё вместе — мой самый любимый сон.

Через пару недель после Нового года у Рвачёва в очередной раз случился острый приступ лирической романтики или романтической лирики, и он позвонил мне в пятницу утром на работу.

— Сегодня вечер наш! — торжественно объявил он. — Я свободен до полуночи.

Обычно по пятницам моя дочь вечером куда-то убегала, и Рвачёв это прекрасно знал. Мне вся любовная бодяга до смерти надоела. Я мечтала избавиться от этого маленького, прожорливого, дурно пахнущего самодовольного хвастуна, но не могла. Нескончаемые судебные дела опутали меня. Я погрязла в проблемах.

— У меня большая культурная программа, — продолжал Рвачёв. — Жду тебя после работы в машине.

Сначала мы поехали в музей «Фрик коллекшн». Я там была впервые, а Рвачёв, видимо, не раз приводил туда очередную жертву, так как на бескорыстного эстета был совсем не похож. Держа меня за руку, он по-хозяйски переходил от одной картины к другой, точно называя имя художника и название картины.

К сожалению, музей закрывался рано, и один зал мы недосмотрели. Непонятно откуда взявшаяся толпа служителей музея плотной цепью, встав плечом к плечу, вытесняла посетителей. Рвачёв уходить не хотел и сцепился со служителем, доказывая, что за свои три доллара имеет право на полный осмотр музея. Рвачёв набычился и грудью грозно наступал на усатого дядьку в форме. Служитель с испугу схватился за пистолет и стал вопить, чтобы вызвали полицию.

— Ты же адвокат, — хватала я за рукав Рвачёва, — что же ты закон нарушаешь? Пошли отсюда! Хочешь скандала?

— Мне всё равно! Я ничего не боюсь! — рычал Рвачёв, свирепо зыркая на служителя.

Я отпустила его вырывающуюся руку и спокойно заметила:

— Ну, ори! Приедет полиция, жена твоя узнает, как ты любишь живопись! Интересный у вас будет разговор об искусстве!

Напоминание о жене подействовало, как ушат холодной воды. Рвачёв моментально успокоился и поплёлся к выходу, бурча под нос пустые угрозы в адрес музея. На улице, окончательно остыв, вдохнув свежего морозного воздуха, он посмотрел на меня с загадочным видом.

— А теперь — в ресторан! Но не простой!

Ресторан назывался «Русский домовой». Стены были украшены знаменитыми нарциссовскими собаками.

— Откуда ты знаешь, что это Нарциссов?

— По Ленинграду. Он ученик Николая Акимова. Я была на его первой выставке.

— Я тебя обожаю! — обнял меня Рвачёв. — Ты необыкновенная женщина!

К нам подошёл хозяин, с трубкой и бородой, похожий на норвежского рыбака.

— Я — адвокат, — представился Рвачёв и сунул хозяину в нос свою визитку. — Буду рад помочь вам и вашим клиентам в любых иммиграционных и других делах. Пожалуйста, обслужите меня и мою даму как положено.

Хозяин, попыхивая трубочкой, повёл нас к столу. Рвачёв важно шагал сзади. Ресторан был полупустой, поэтому найти место получше не составляло труда.

Обычно женатые мужчины не любят выпендриваться в общественных местах, когда посещают их не с женой, а, мягко говоря, с подружкой. Рвачёв — наоборот. Ему доставляло удовольствие ходить по острию ножа и демонстрировать своё бесстрашие. Он был уверен, что тем самым лишний раз доказывает свою любовь и понимание загадочной женской души, как бы подавая надежду на то, что настоящая связь для него значит больше, чем возможные неприятности дома. Я уже неоднократно имела возможность убедиться как на самом деле панически Рвачёв боится свою жену, поэтому на очередной выпендрёж внимания не обращала, более того мысленно смеялась над ним от всей души. Этот спектакль забавлял меня, поэтому я охотно в нём участвовала.