Искандар Бурнашев - Твокер. Иронические рассказы из жизни офицера. Книга 1

Решение пришло сразу. Отметая все возможные возражения старшины, приказываю:

– Отправьте их в казарму, а, когда проспятся, накажите своей властью.

Гауптвахты не будет. Диалог закончен.

Старшина уводит курсантов в казарму. Соглашаясь в душе, что гауптвахта ударит больше по престижу роты, чем по нежным душам курсантов, он всё равно, позволяет себе бурчать:

– И чего вы жалеете этих алкоголиков?

– Да, ладно, старшина, я сам такой.

– Ну, уж Вы скажете…

Старшина, матёрый хохол, не понимает, как можно назвать алкоголиком человека, ничего не понимающего в букете настоящего самогона и избегающего даже «казёнки». Примириться с этим моим недостатком помогает только то, что я «басурманин», то есть глубоко несчастный человек у которого, в принципе, могут быть три тёщи и не может быть ни одного законного похмелья.

Да, ничего не меняется в этом Мире! Эх, старшина, ты опять ничего не понял! Я-то сразу почувствовал, что без девчат здесь не обошлось. По-прежнему, все беды у нас от Женщин! Надеюсь, что это теперь, станет понятно и этим двум бедолагам. И, в дальнейшем, это убережёт их в жизни от более тяжёлых ошибок.

Вот и хорошо. Душу приятно ласкает осознание своей житейской мудрости. Портит настроение только привкус во рту. Привкус портвейна с хлебом.

«Ровняйсь! Смирно!» Команда звучно проносится над плацем. Училище замерло. «Для прохождения с песней»!

С окаменевшими лицами командир роты и командиры взводов выходят перед ротой и поворачиваются налево. «Поротно. Дистанция пятьдесят метров. Первая рота прямо, остальные – Напра-Во»! Остальные это – мы.

Мы и наши офицеры стараемся не глядеть друг другу в глаза. Впереди долгая минута позора, которая уже сейчас начинает рвать нам сердце.

Традиционно на плацу, независимо от номеров, батальоны стоят в соответствии с курсом. Поэтому первыми идут выпускники. Ах, как они поют! Это что-то особенное! Как поют курсанты, не может петь никто. Когда мы слышим, как они поют, мы еще сильнее чувствуем свою ущербность. Затем идут роты третьего курса, постоянные соперники, на плацу и жизни. Это и понятно, не дожидаясь выпуска, они уже сейчас хотят доказать, что они – лучшие! Естественно, что соревноваться с младшими курсами они считают ниже своего достоинства. Но всё-таки с выпускниками борьба идёт с переменным успехом. Командование эту борьбу поощряет, отдавая победу поочерёдно, то одному, то другому батальону. Поэтому каждый развод на занятиях по понедельникам превращается в неофициальный смотр песни и строя.

После прохождения с песней роты сразу убывают на занятия, поэтому наш позор будет видеть только командование училища и солдаты подразделений обеспечения учебного процесса. Но разве от этого легче?

Старательно отбиваем шаг, громко выкрикиваем слова песни, но чувствуем, что опять провалились.

«Турчинский! Когда научите петь роту»?

Вопрос риторический, и ответа не требует. Ответ читается в потемневших глазах командиров. После нас проходит пятая рота. Ревниво вслушиваемся и слышим, что они тоже спели не хуже, но и не лучше нас. Слабое утешение.

После прохождения, командир, безнадежно махнув рукой, отправляет роту на занятия, а офицеры невесело направляются в кабинет командира батальона. Им предстоит нелицеприятный разговор с командиром батальона. Мы это понимаем, и это окончательно портит настроение на ближайшую неделю.

Постороннему человеку трудно представить, какое значение приобретает песня, если она даёт оценку роте.

На разводе традиционно каждая рота поет «свою» песню. Помнится как-то, от отчаяния, мы запели песню старшекурсников. Но рота с позором была возвращена на исходное положение и снова, сгорая от стыда, спела свою провальную песню.

Кто не слышал песни в исполнении роты курсантов, тот ничего не понимает в строевых песнях.

Навсегда мне запомнился тот день, когда мы, «кандидаты на поступление в училище», проходили медицинскую комиссию. Мы стояли возле медицинского пункта, ожидая своей очереди, когда мимо прошла курсантская рота.

Рота пела песню «День победы». Но как она её пела! Рота шла походным шагом, курсанты шли, наверно красуясь перед нами, нарочито небрежно, почти в развалку. Но какая уверенность в себе, какая неприкрытая мощь чувствовалась в этом строю! А как они пели! Казалось, что песня живёт сама по себе. Нельзя было выделить ни один голос. Голоса сплетались в симфонию то, усиливаясь, то ускоряясь. В общей мелодии слышались переливы, они так гармонично и вовремя дополняли друг друга. Это звучал мужской хор, слаженный и прекрасный. И даже не слова песни завораживали, а то непередаваемое чувство единства и силы, которое, непроизвольно возникало в душе под звуки музыки этих голосов.