Искандар Бурнашев - Твокер. Иронические рассказы из жизни офицера. Книга 1

Вспомнив об этой истории, я решился на тяжелый разговор со своим замкомвзводом, хотя и боялся уронить в его глазах свой командирский авторитет. В то время моим заместителем был сержант Баширов. Несмотря на сопротивление многих начальников, мне удалось уговорить командира роты сделать сержантом моего старшего водителя. Кумык по национальности, родом с Дагестана, он был прирождённым командиром. Служить с ним мне было легко и приятно. Вообще, по моему мнению, в Дагестане рождаются лучшие командиры. Прошло много времени, но при слове «сержант» мне на ум сразу приходят фамилии Баширов, Саловатов, Сайпулаев. Эх, ребята, как же с вами было приятно работать!

Но вернёмся к моему рассказу. Понимая, что я толкаю своего сержанта на недостойный поступок, я всё же сказал, что был бы очень ему благодарен, если бы его земляк помог забрать какие-нибудь, «ненужные или лишние» оконные перекрытия, а за это я бы подарил этому достойному человеку нагрудный знак «Гвардия».

Напомню, что дивизия наша, была гвардейской еще со времён Сталинграда. И, значит нагрудный знак «Гвардия» положен всем солдатам и сержантам дивизии. Но, по глубокому убеждению, наших старших товарищей и командиров, чтобы научиться ценить и уважать этот символ солдатской доблести, солдат должен его заслужить, своим добросовестным трудом и беззаветной службой. На практике это приводило к тому, что «доставал» свой гвардейский значок, солдат-гвардеец только перед увольнением в запас. А на «чёрном» солдатском рынке, его стоимость доходила до 50 марок ГДР. Причём особенно ценились «офицерские» медные знаки, в отличие от алюминиевых солдатских.

Не задавая лишних вопросов, Баширов сказал, что завтра утром перекрытия будут. Когда утром на дежурной машине я подъехал к расположению роты, никаких перекрытий я не обнаружил. Но оказывается, операция была рассчитана на внезапность и быстроту. Подогнав машину к забору стройки, Баширов дал, одному ему понятный сигнал, и в ту же секунду из-за забора, волшебным образом. выкатились перекрытия, тут же удобно расположившиеся на дне кузова машины под ногами, сидящих тут же солдат. Действительно, зачем создавать повод для неудобных вопросов, складируя у всех на виду что-либо? В благодарность, я тут же свинтил со своего кителя нагрудный знак, и пожав руку, вручил его Баширову. Расстались мы очень довольные друг другом.

«Стройка века» продолжалась с прежней силой.

Со временем ко мне приходило понимание того, что основой трудового энтузиазма моих солдат являлась реальная возможность вечером и ночью проводить вне казармы, без постоянного прессинга распорядка дня, без нарядов и караулов в режиме пионерского лагеря на свежем воздухе. Плюс хорошее питание, которое обеспечивалось полновесными порциями и умелыми руками своего повара. Ради этого мои Орлы были готовы весь день работать, как заведённые, удивляя меня и восхищая командование дивизии.

«Но в хижинах думают иначе, чем во дворцах». На заключительном этапе строительства, когда уже было выполнено процентов девяносто общего объёма работ, начальник штаба дивизии убедил командира дивизии, что пребывание на полигоне группы солдат, вне повседневного контроля, может привести к чрезвычайному происшествию. Замкомдива решил, что осталось делать «почти ничего» и закрыл наш лагерь. И в результате, работы тянулись еще месяца полтора. Моя бригада добиралась до места работ, часам к десяти, часов до четырёх они изображали работу, а потом начинали собираться на ужин. Холодным обедом их кормили через день, Я, вернувшись в родной ротный коллектив, не отказывался заступать в наряды и караулы, потому, что одно дело быть атаманом разбойников в степном логове, а другое – ежедневно водить бригаду за десять километров, строить из воздуха хрустальный дворец для «батюшки-царя». Теперь командование бригады, «приезжая на объект», вместо бодрого доклада о проделанной работе, заставали грустных солдат, сидящих в ожидании обеда, узнавали, что «товарищ лейтенант» в карауле, и кто же им объяснит, где им брать цемент и когда привезут им кирпич? Это им вскоре надоело, и стройка заглохла.

Но однообразие, даже приятное, утомляет, поэтому, я без особого сожаления вернулся к «жизни честного человека» в роту, к друзьям, в коллектив.

На общей сходке я распустил свою «лохобанду», призвав их не делать трагедии из произошедшего. Я поблагодарил их за совместную работу, напомнил им, что «дембель неизбежен, как крах капитализма» и предложил вспоминать нашу полевую эпопею, как пребывание в студенческом строительном отряде.