Юлия Беломлинская - Бедная девушка или Яблоко, курица, Пушкин

— Да, лубок как-то выплыл из реки забвения. Через лубок к нам долетели эти птицы Долетели до такой степени, что Высоцкий их воспел… Их часто изображали на лубках. А Индрика — редко. Он не был традиционный персонаж лубков. Вот и не доскакал. Хотя он из той же компании.

— Ну а как он выглядит?

— Ну как… примерно смесь козлика, с собачкой, единорогом и львом.

— Уясе, смесь…

— В Голубинной книге сказано: «Зверь Индрик живет на Ниле и убивает крокодила». Вообщем ты — типичный Индрик.

— Я — точняк. Я конкретный Индрик. Я как завижу крокодила… а что это за книга такая?

Маргарита еще немного рассказала ему о Голубинной книге.

Кошешно, из их поколения, никто кроме профессиональных фольклористов, ее и в глаза видел, но она по крайней мере знала о ее существовании, и кто-то ее просветил насчет Индрика.

Разговор этот, давний — никак Антону не пригодился.

Дети его были уже в таком возрасте, что поздно уже было отбирать у них солдатиков и впаривать им матрешек.

Хотя он запомнил Индрика.

Маргарита тогда еще рассказала ему про глиняную игрушку. Каргопольскую, Тульскую, Дымковскую. Дымку он знал. В магазинах «Русский сувенир» на Невском была только Дымка. А все эти полосатые козелики, которые на самом деле Индрики, нигде вообще не продавались. У Маргариты дома было несколько. И он их внимательно изучил и слепил потом парочку для своих мальчишек.

Рассказал им про Индрика и велел во всем на него равняться.

Уезжая, Маргарита взяла с собой, пару матрешек и шкатулок с Раем на крышке.

В какой то момент, в середин 90-х от нее приехал парень — американский аспирант, славист. Темой его дисертации был какой-то загадошный Викжель

Ни Антон, ни Ойгоев слова такого не знали.

И когда этот Джефри начал им что-то обьяснять на своем, не сказать шоб русском,

они решили, что он просто какой-то придурок. Может они его недопоняли? Им показалось, что он говорит, будто бы Вихжель — профсоюз железнодорожников, был важнейшим звеном в истории революции, звеном определившим ее исход.

— Почему?

— Патамучьта эта жэльезны дарьоги. Бьез ньих в Расцыы ньичто нье можно происходыт…

— Ой блин. Шо за гон, блин. Нах блин… давай, братуха Джефри, лучше выпьем блин зубровочки… перцовочки… митьковочки…

Так они ничего и не узнали про Викжель.

И я вам тоже не расскажу.

Нах, блин.

Родились оторвышами, ими и помрем.

Хватит этого ликбеза.

Отцы и деды жили, не зная ни Викжеля, ни Индрика, и ничо, как-то прожили.

Проживем и мы..

Однако у Джефри было от Маргариты поручение, пойти на Мальцевскй и прикупить ей там Полхов-Майдану: матрешек, свистулек, шкатулочек, ну хоть по паре штучек.

Это было понятное дело — ностальгия.

Антон вызвался его сопровождать.

Никаких рядов с народной игрушкой на Мальцевском больше не было.

Зато он теперь снова назывался Мальцевским.

Ненародных матрешек там, ясное дело, стояли целые армии.

Все они были омерзительны: бездарны, безвкусны.

Ничем, кроме как емким словом «уйня» определить их было нельзя.

так думал Антон, все-таки художник. Джефри то они как раз понравились, он смотрел, смеялся…

— Элцын! Горби! Реган! Брежний! Сталын! Лэнын!

Антон все-таки нашел киоск, торгующий классическими Семеновскими матрешками.

— Скажите пожалуйста, а где бы купить Полхов-Майдан?

— Так их больше нету! Нету Полховских.

— У вас нету?

— Так нигде больше нету. Оттуда больше ничего не приходит. Никто больше с ними не работает. Они там все спились. И все.

Антон даже и не понял, почему он так расстроился.

Это ж не его «святое». Это все Маргариточка. Ее детское счастье.

Просто все как-то совпало.

Нет больше ни Маргариточки, ни Полхов-Майдана.

Ни денег, ни работы.

Все спились. И все.

Какая простота и ясность.

Так он ей и отписал.

Он не любил вспоминать те времена. Но сейчас вот вспомнил.

Потому что, когда они поехали в Питер, она все-таки потащила его по сувенирным лавкам и базарчикам.

Мне нужно купить — хоть что-то. Вот я вернусь и Лизка родит через пару месяцев. У нее там — девочка. Надо — матрешек. И шкатулки.

Что-то такое, чудесное…

Они бродили, смотрители… и вдруг в каком-то полуподвальном магазинчике, на Большой Конюшенной…

— Смотри! Полхов-Майдан!

Их было ни с кем не спутать. Вот эти матрешки, не с гладким пробором, как у Семеновских, а с непокорным завитушкам на лбу и на щечках. Вот эти райские шкатулочки с розовыми закатами, вот эти свистульки…