Александр Мигунов - Сказки русского ресторана

— Опять ты не слушаешь меня? — дошли до сознания слова, и дошли они только потому, что Тамара её хлопнула по руке. — Что ты думаешь вот об этом?

— То есть что думаю о ком?

— Погляди-ка на тех мужиков, — кивнула Тамара в сторону столика, за которым сидели двое мужчин, оба лысые, немолодые, оба в костюмах и при галстуках. — Я не припомню, чтоб раньше их видела, но гарантирую — оба с бабками. Особенно тот, с рябым лицом, что на татарина похож. Я думаю, он не иммигрант, а только приехал из России по очень даже денежным делам. А сосед его, похоже, иммигрант, еврей-беженец из России. Таких, как он, с рожей блином, низкорослых, с брюшком, облысевших, я встречала в Америке столько раз, что, думаю, их в России штампуют и всех подряд отправляют в Америку.

— Иммигрант , — поправила Анна, поскольку недавно её научили разнице между двумя словами эмигрант и иммигрант .

Тамаре замечание не понравилось. Уж не этой сопливой девчонке поправлять многоопытного старожила.

— Да, ты права, — сказала она, недовольства внешне не проявляя. — Однако, и я тоже права. Он из России — эмигрант, а в Америке — иммигрант. У слов этих смысл одинаков, а употребление их зависит всего-навсего от того, о чём ты подумала, выбрав слово, об Америке или России. Я, скажем, подумала о России, вот и вылезло — эмигрант.

Мелкий, незначительный эпизод, возникший из разницы в толковании слов с одним и тем же понятием, но Анна, тем не менее, ощутила и Тамарино недовольство, и её презрение к младшей приятельнице, и тихо вскипевшую стервозность. Интуиция Анну не подводила, и она раскусила характер Тамары со дня, когда они познакомились. С первой же встречи она поняла, что в этой весёлой приветливой женщине водилось немало чертенят, что с ней надо быть поосторожней, но вот, как сейчас, она промахнулась.

Вернёмся к представительным мужчинам, на которых указывала Тамара. Она не ошиблась в своей оценке: Шпак-Дольт был типичный еврей-иммигрант, из России эмигрировавший давно, то есть в середине семидесятых. Он попробовал разные бизнесы, но, несмотря на немалый опыт предпринимательства в Америке, он недавно сделал ошибку, купив магазинчик деликатесов, — не очень доходно, суетливо, и мало перспектив на расширение. Шпак-Дольт хотел бы исправить ошибку, продав свой окаянный магазинчик и затеяв другой бизнес. Ему хотелось чего-то большого, но на собственные финансы он размахнуться никак не мог. Идеи большого бизнеса, в котором возможно заработать миллионы и даже миллиарды, переползали в его голову из телевизора, из газет, из болтовни его приятелей, и мозг до того переполняли, что хотелось башкой колотить по стене.

Одной из последних его идей он хотел поделиться с Шилухаметовым, со старым приятелем из России, с которым не виделся несколько лет. Они дружили уже лет сорок, но так уж сложились у них судьбы после школьного последнего звонка, что пути их не раз далеко расходились, и они годами друг друга не видели. Но вдруг — звонок (телефон ли, в дверь), и они, будто, только вчера расстались. С годами какой-нибудь школьный приятель становится всё более ценнее, как старая редкая монета, им дорожишь всё больше и больше, и вот он — одна из точек опор, из тех психологических опор, без которых в жизни холодно и одиноко.

Ай-да Тамара, ну и прозорлива, она не ошиблась в комментарии и по поводу Шилухаметова. Он, в самом деле, буквально на днях приехал в Америку из России по каким-то денежным смутным делам, о которых не желал распространяться. По узким глазам и широким скулам он был похож на кого угодно, кого в России зовут чукчами, — на эскимоса, ханты и манси, эвена, ненца, нанайца, якута, коряка, и, может быть, даже на юкагира.

До реформ, в советские времена, Шилухаметов на жизнь зарабатывал с помощью валютных спекуляций. Он удачно не бросился на Запад вслед за еврейской эмиграцией, и когда с дороги социализма Россия круто свернула в сторону, и по дикому ухабистому пространству покатилась как бы в сторону капитализма, он без всякого опыта в бизнесах и мало что понимая в финансах, легко и стремительно разбогател.

Известно, что так не обогатишься, если соблюдаешь все законы ( да и зачем их соблюдать , — зубоскалят российские дельцы, — если можно не соблюдать ). Своё пренебрежение к законам Шилухаметов оправдывал многим, и тем, что если не я, так они , и законы пишутся дураками , и, конечно, тем, что закон, что дышло, куда повернул, туда и вышло . Кроме того, он мог опереться и на такие авторитеты, как, например, Джордж Сорос. В его кошельке уже много лет истрёпывалась, смешивалась с купюрами бумажка с откровением миллиардера: «В России такой человек, как я, занимаясь валютой и финансами, не может вести себя так же корректно, как я веду себя в США. И если бы я жил сейчас в России, я бы, наверное, не смог соблюдать все законы скрупулёзно».