Александр Мигунов - Сказки русского ресторана

Потратив в Америке первый год на чёрт знает какие занятия, он решил, что пора впрячь профессию, которой его выучили в России. Набрав учеников фортепиано, он стал разъезжать по их домам. Денег он стал зарабатывать больше, но как же много времени уходило на переезды из дома в дом в городе, размазанном, как каша по тарелке. И сколько напрасных было поездок, поскольку только уже у дверей он выяснял, что студент его болен, что семью пригласили на день рождения, а то и поездка в Дисней-Лэнд, о которой забыли предупредить. Как-то Заплетин подсчитал, что, продолжая так работать, он и при самой полной занятости не сможет прилично зарабатывать. В благословенный момент просветления он придумал один интересный, мало кем испробованный бизнес, который последнюю пару лет приносил ему двести тысяч в год.

Заплетин глянул на Басамента с недоумением и неприязнью. Тот неожиданно оплевал всё, чего он добился в Америке, чем гордился, в чём превзошёл иммигрантов его профессии.

— И что же ты можешь предложить? — спросил он, подавляя раздражение.

— Как тебе нравится невеста? — указал Басамент на Мару, с которой отплясывал свадебный гость.

— Хороша Маша, да не наша.

— Ты бы хотел с ней переспать?

— Кто же откажется переспать с симпатичной такой девочкой?

— Ну, так иди и переспи.

Заплетин оказался на эскалаторе. По встречной ленте навстречу и сбоку вечно ехала незнакомка. Её голова была неподвижной, а нежный профиль со вздёрнутым носиком светлел, приближаясь к новой лампе, прямо под ней становился тёмным, и опять начинал светлеть. Потом они оказались в квартире, рука его, прижатая её рукой, лежала на тёплой тугой груди, и он, задыхаясь, тонул в глазах озорной охмелевшей женщины.

— Женщины плохо предсказуемы, — расплывчато вымолвил Заплетин.

— Были бы бумажки, будут и милашки.

— Хорошая присказка, — сказал Заплетин. — А ты такую знаешь скороговорку: брат Аркадий зарезал буру корову на горах Араратских?

Басамент начал скороговорку, язык его сбился на третьем слове, попутно запуталось дыхание, слюна заплеснулась в носоглотку и дальше, в дыхательный проход. Ситуация, что говорить, неловкая, а тут Басамент её ухудшил тем, что попытался засмеяться, и, в результате, так бурно закашлялся, что половина ресторана поглядела в его сторону.

— Что на свете самое ценное? — спросил он, прочищая кашель водкой. — Забудь о любви, о душе и прочем. Я имею в виду ценности материальные.

— Золото, — вяло сказал Заплетин.

— Ответ дурака! — отвечал Басамент. — Все дураки любят цифру пять, полную луну, красный цвет и золото. У золота слишком много минусов. Крадут. Неустойчиво в цене. Если хранишь у себя в количестве, тяжело перетаскивать с места на место, а чтобы хранить в пещерах Юты, приходится, как следует, платить.

— Деньги? — спросил Заплетин.

— Подвержены инфляции. Крадут. Банк разорится. Ещё и горят.

— Ну, какие-нибудь картины.

— Если ты в картинах разбираешься. Цена на картину зависит от моды, от способностей продавца, от мастерства фальсификатора. Столько жуликов этим кормятся, что безопасней всего считать, что все подлинники — подделки.

— Что же тогда? — спросил Заплетин.

— Самым ценным считается то, что можно продать с наибольшей прибылью. Какую ты прибыль считаешь хорошей?

— Двадцать процентов, — сказал Заплетин.

— А сто? Тебе нравятся сто процентов? А знаешь ли ты, что в Калифорнии есть несколько бизнесменов, которые с гарантией зарабатывают по сто процентов, и больше — в месяц. Легально, без всякого криминала. Как часы. Сто процентов в месяц!

Паузу, созданную Басаментом, Заплетин из вежливости заполнил негромким восклицанием Да что ты! да натянул брови на лоб, как сильно удивившийся человек. Вполне той реакцией ублажённый, Басамент продолжал рассказывать:

— Я хорошо знаком с Шнеерсоном, владельцем одного такого бизнеса. Ему уже около восьмидесяти, себя и всю родню озолотил и сейчас хотел бы от дел отойти. Родственники в бизнесе участвовали, но только в ролях третьестепенных. Они, тем не менее, полагают, что с бизнесом справятся успешно, никого не нанимая со стороны. Шнеерсон мне жаловался, однако: никого, кто заменил бы его, как следует. И спросил меня прямо в лоб, не хочу ли я повести его дело? А я не хочу. Я боюсь его родственников. Они меня точно возненавидят. Придерутся к чему-нибудь, и засудят. Или подстроят несчастный случай. Зачем мне этот дурацкий риск? Я уже выведал у Шнеерсона все секреты его бизнеса, я мог бы и сам сколотить такой бизнес.