Даниэль Шпек - Piccola Сицилия [litres]

– Что случилось?

– Ничего. Я упала с лестницы. – Она сказала это без выражения, и ложь была очевидна. Сильветта отвернулась.

– Мне очень жаль.

Мориц чувствовал себя виноватым, ведь если это Леон избил ее, то наверняка за тот день на пляже.

– Это уже не впервой, – тихо сказала она. – Вы тут ни при чем, Мори́с.

Он не знал, что делать, что сказать. Она заметила его смущение, встала и шагнула к нему. Он смог разглядеть следы побоев.

– Сейчас уже гораздо лучше. – Она выдержала его взгляд, отвернулась. Он видел, что она борется со слезами. А у него даже не было платка дать ей. Она резко сказала: – Поэтому я не могла выйти из дома. Знали бы вы, как я выглядела поначалу. Он специально бьет меня по лицу. Он чудовище. Мне не следует вам это говорить, но вы хороший человек, Мори́с, женщина такое чувствует.

В ее глазах он видел отчаяние.

– Когда он вернется от своей любовницы, то снова запрет меня.

Сильветта сделала еще один шаг к нему. Мориц не двигался, не смея ни обнять ее, ни отступить, она была уже так близко, что запах духов буквально окутывал его. Он задержал дыхание.

– Он мне говорил, ты лучше Пиаф, говорил, в тебе есть стиль. Я вытащу тебя отсюда. Куда там! Он стал ловушкой, Мори́с, я попалась на его приманку, как муха на липучку. На вкус сладко, но если попался, то уже не выбраться. И ты медленно подыхаешь. Я хочу обратно в Париж, Мори́с, и когда уже закончится эта проклятая война! Виктор сейчас там, он освобождает мой Париж от бошей. Он ненавидит бошей, вы тоже?

Она нежно провела пальцами по его руке.

– Спасите меня, Мори́с.

Он не знал, что ответить. Она положила голову ему на плечо.

– Дайте мне хоть немного теплоты, больше ничего. Обнимите меня.

Он был неспособен противиться. И медленно обнял ее. Она прильнула к нему, как кошка к чужому, сперва осторожно, потом все плотнее. Ее тело горело. Плоть его проснулась, захватив его врасплох. Сильветта была не просто очень хороша собой, она дурманила, Мориц был одновременно растерян и возбужден. Ее губы уже искали его рот. Он медлил.

– Вы не любите француженок, Мори́с? – прошептала она ему в ухо.

– Люблю, но…

– Alors [98] Тогда ( фр. ). чего же вы ждете, Мори́с? Вы же не женаты, вы свободный мужчина…

Если он сейчас поддастся, а она потом расскажет Леону, он пропал. А если не поддастся, то оскорбит ее и она его выдаст. Что бы он ни сделал, все будет плохо.

– Сильветта, я обручен, – выдавил он.

Она удивилась. И улыбнулась:

– В Триесте? – Она произнесла это с легкой иронией, будто хотела сказать: да хватит врать-то. Неужто Леон проговорился, что он немец?

Сильветта воспользовалась его замешательством как щелочкой в двери, обвила руками его затылок и прильнула к нему всем телом.

– Просто притворитесь, Мори́с, что вы любите меня. Лучше сладкая ложь, чем горькая правда. Обманите меня, je vous en supplie! [99] Умоляю вас! ( фр. )

Он разучился врать. Все, чему его научили в пропагандистской роте, – переключение акцентов, пустая риторика, напор – все куда-то ушло. И вдруг его пронзила – посреди мешанины из чувств – отчетливая мысль: он не может ее поцеловать не из-за Леона и не из-за Фанни в Берлине, нет, – из-за той единственной, кто для него важен, из-за Ясмины. Губы Сильветты коснулись его. Нежные, манящие, ненасытные.

Он оттолкнул ее.

Сильветта испуганно замерла. Открыла глаза – непонимающие, будто спросонья.

– Простите меня…

И тогда она поняла. Должно быть, прочитала в его глазах.

– Нет у вас никакой невесты. Это все из-за Ясмины.

Наполовину утверждение, наполовину вопрос. Может, он еще мог в тот момент отговориться. Но он молчал. И теперь она знала наверняка. Она пошатнулась, точно раненый зверь, но тут же совладала с собой.

– На что она вам? Эта девка вам не ровня.

– Сильветта, я…

– Вам ее просто жаль? Женщина без чести, лгунья, и все это терпят только из уважения к доктору Сарфати! Еще неизвестно, какой шалопай залез к ней под юбку.

Мориц шагнул к ней, желая заставить ее замолчать.

– Ясмина вас заколдовала, – прошипела Сильветта. – Как и Виктора. Вы больше не мужчина.

Мориц вздрогнул. Она холодно смотрела на него. Презрительная улыбка искривила губы.

– Она принесет вам sfortuna. Ясмина – неудачница, завистливая и жадная, она всем мужчинам приносит беду – брату, отцу… Сарфати все для нее сделали, но в ее жилах течет кровь indigènes [100] Нищеты ( ит. ). , а эти всегда были такие же, как и арабы, хитрые и коварные! Вы слишком наивны, Мори́с, это вас до добра не доведет.