Анаит Григорян - Поселок на реке Оредеж [litres]

– Осторожнее, раба Божия Елена…

– Дядя Сережа, вам же ведь почти ничего не осталось…

– Царствие Божие не пища и питие, но праведность и мир и радость во Святом Духе, – серьезно ответил Сергий.

Ленка было фыркнула, но Комарова показала ей кулак, и она притихла.

– Спасибо вам большое, – повторила Комарова, – но все-таки неловко… ты-то хоть скажи спасибо, а…

– Спасибо вам большое, дядя Сережа! – послушно повторила Ленка.

– Не за что, – сказал священник, – вы только не ссорьтесь больше. Друзья любят во всякое время и являются на помощь во всяком несчастии. А братья и сестры должны любить друг друга, как Ионафан любил Давида, а не плеваться и таскать друг друга за волосы.

Комаровы согласно закивали. Сергий улыбнулся:

– Вот и хорошо.

Он завязал свой платок и зашагал по дороге в сторону поселка. Комарова несколько секунд посмотрела ему вслед, потом догнала:

– Мы вас проводим немного, дядя Сережа.

– Девочки, а вам не поздно? Наталья Николаевна ругаться не будет?

– Не будет, чё… – ответила подскочившая к ним Ленка, и Комарова услышала, как она на ходу сплюнула шелуху. – Чё ей?

Солнце уже и правда целиком уползло за горизонт, и поселок погрузился в темноту, прореженную светом окон и фонарей, горевших через один вдоль центральной дороги. В пятнах света вокруг фонарей мельтешили насекомые. Сергий шел быстро и против обыкновения молча, только время от времени чуть замедлял шаг и перекладывал сильно полегчавший узел из руки в руку. Его длинные рыжеватые волосы растрепались и липли к вспотевшему лбу, и про себя он радовался, что этого не видно в наступавшей ночи, потому что священнику до́лжно во всякое время выглядеть опрятно. Так, по крайней мере, часто говорил Сергию отец Александр, прибавляя к этому пожеланию какое-нибудь крепкое слово. Сергий остановился, чтобы перевести дух, и провел ладонью по влажному лбу. Уж кто-кто, а отец Александр опрятностью не отличался, и прихожане, когда он читал в церкви, вместо того чтобы слушать из книг житий святых, обыкновенно рассматривали сухие травинки, застрявшие в его нечесаной бороде. Царствие ему небесное.

– А вам самим не страшно в такую темень домой идти?

– А чё нам? – Ленка шмыгнула носом, и Комаровой снова захотелось пихнуть ее или дать подзатыльник. – Мы ж привыкшие… мы чуть не каждый день так ходим.

– Врет она все, – не выдержала Комарова. – Никуда мы по ночам не ходим.

– Служба начинается в девять утра, – невпопад ответил Сергий и снова замолчал.

Комаровы на утренней службе почти никогда не появлялись, только старшая иногда забегала по пути от Ирины Терентьевны, у которой Комаровы брали коровье молоко, потому что их две козы Нюша и Дашка (Нюша считалась материной, а за Дашкой смотрела Катя) давали слишком мало на семерых детей. Однажды Комарова поставила бидон с молоком у стены, и глупая церковная кошка Васька, почуяв запах, сдвинула с бидона крышку, сунула внутрь морду, застряла, перепугалась и опрокинула бидон, разлив все по полу. Вспомнив, как старшая Комарова ловила метавшуюся в церковном притворе кошку и как потом извинялась, угрюмо глядя в пол и краснея, Сергий улыбнулся.

– Ну вот, дядя Сережа… вам налево, а нам дальше прямо.

Сергий остановился и растерянно огляделся. Если бы не Комарова, он бы прошел в темноте свой поворот, еле видный в просвете между пушистыми ветками цветущей спиреи, и пришлось бы делать крюк и идти мимо церкви, которая к тому же еще и стоит на пригорке. А Татьяна его, наверное, и так уже заждалась: обещал быть к ужину, а тут… Сергий почувствовал укол горького и жалостливого стыда и с трудом подавил вздох. Сколько женщин, делясь с ним сокровенным, жаловались, что живут как брошенные, и он утешал их словами Писания, но Татьяна никогда не жаловалась, и утешить ее было нечем.

– Ну, тогда с Богом.

Он осторожно опустил узел с продуктами на землю, выпрямился и не спеша перекрестил сначала Ленку, затем Комарову и погладил ее ладонью по голове.

– Чего, сильно растрепалась? – спросила Комарова.

Сергий еще раз провел рукой по ее волосам.

– Вы все-таки приходите в церковь помолиться, девочки. Молитва – телу крепость и духу благоденствие, и всякому недугу исцеление.

Ленка тихонько хихикнула: ей всегда делалось смешно, когда Сергий начинал говорить так непонятно, – еще он при этом смотрел обычно куда-то вверх, и лицо его становилось задумчивым, как у школьника, который пытается решить трудный пример.