День выдался теплый и ясный. Люди косили сено, а те, что были в городе, плескались в реке. Ничто, казалось, не предвещало невзгоды. И вдруг над рекою Базаихой повалил дым. Тот дым сразу увидели караульщики на Афонтовой горе и сами разожгли костер. А немного погодя запылала заимка Якунки Торгашина, что на заречном лугу, под Красным гребнем.
В остроге суматошно ударили сполох, и выскочивший на острожную стену щуплый и подвижный воевода увидел не только дымы на обоих берегах Енисея, но и набитые людьми лодки, которые направлялись к городу со стороны Лодеек. Гребцы спешили, чтоб не попасть в руки наступавших инородцев.
Закрывались городские ворота и калитки. К стенам и башням бежали пушкари, пешие и конные казаки, черкасы. Понимая опасность, грозившую всем горожанам, бабы загоняли домой ребятню, запирались в избах, лезли в погреба.
Прискакали дозорщики. В бешеном галопе запалили коней — бегуны тяжело дышат, дрожат.
— Сила несметная! — вскричал молодой дозорщик. Воевода пятернею закрыл ему рот:
— Ч-ч-ч! — и усмехнулся: — Трусоват же ты, парень.
А у самого смех отдавал горечью. Сам думал, как выстоять, коли врагов тьма тьмущая, и тут же послал подвернувшегося под руку пожилого степенного казака в Енисейск.
— Спроворь в лодку, да и отчаливай. И воеводе енисейскому Кириллке Яковлеву передай, пусть шлет людишек в подмогу.
Казак убежал, а воевода опять к молодому дозорщику:
— Сколь насчитал их — говори, парень, да не вали шибко.
— На заречной дороге тыща, а может, и две! А то и все пять! — горячо заговорил дозорщик.
— И горазд же ты считать, парень! Теперь сходи-ко домой, пообедай да приходи сызнова — инородцев бить станем.
Воевода в легком кафтане, шустрый, выглядел удальцом — лет на сорок, хотя ему уже за полсотни, расчесанная бородка цвета прошлогоднего сена, а быстрые глаза и не поймешь какие: вроде бы карие, а то зеленью отливают. За кушаком у воеводы был новенький пистоль — рукоять в бронзовом окладе. Оглядывая окрестные холмы и березняки, Сумароков пытался угадать, откуда появятся киргизы, какую из четырех стен они попытаются взять напуском. Будь он на месте киргизского начального князя, пошел б на город по степи, со стороны Бугачевской деревни. Должно, так и будет.
На стену по шаткой лестнице взбежал городничий и — к воеводе:
— Пастух пригнал скот. Ворота открыть или калитку?
Сумароков оглядел степь, приказал:
— Ворота. Да потом закрыть не забудь!
А набат гудел над городом, над деревнями, над качинскими и аринскими улусами. Гудел неистово, грозно, собирая всех за толстые лиственничные стены, обнесенные с внешней стороны рвом и надолбами.
На какое-то время киргизы потерялись, пропали. Пожары за рекою успели прогореть. Другие заимки никто не поджигал. И кое-кому уже верилось, что инородцы всего-навсего пугнули горожан и ушли.
И вдруг запластала Бугачевская деревня, самая крупная на левом берегу Енисея. Птицами взлетели в небо клубы огня. Белыми рукавами потек дым по логам, заслоился в долине Качи. Затем вихри пламени окутали правобережную заимку Дементия Злобина, сам атаман был в городе и с острожной стены видел конец своего гнезда.
— Ух, басур-м-маны! — его старческий голос сорвался и задребезжал. Сбросить бы атаману годков с двадцать, показал бы он себя, не одна киргизская голова пошла бы в уплату за сгубленное добро.
Впрочем, у Дементия есть сын Михайло, теперешний атаман конной сотни. Научился рубить не хуже отца — если с размаха, так развалит до самого кушака. И сердит в бою, и отчаян, пусть берегутся его киргизы, Мишка не опустит обиды.
Над Енисеем прокатился и замер далекий выстрел. Это ударила большая пушка Введенского монастыря. Далеко зашел неприятель.
— Отец игумен киргизов пугнул, — услышав гул выстрела, сказал Ульянко Потылицын, только что приплывший в острог вместе с тремя братьями и иными лодейскими мужиками и бабами. Братья стояли на стене неподалеку от воеводы и с замиранием сердца следили за Лодейками, где остались их дома и все хозяйство: подожгут киргизы деревню или пройдут мимо?
Неприятелю всего удобнее было идти в напуск со стороны Бугачевской деревни. Сюда и целились стволами пушки острога. Здесь держала осаду пешая сотня Родиона Кольцова. Со смотровой площадки Покровской башни Родион смотрел на подступившие к городу березняки. В них не было ни души.
— Долго же мы киргизов искали, а тут они сами пришли. Ежели так, то непременно бить будем! — сказал Родион.
Читать дальше