Ирина Овсянникова - Чужая судьба

— Данте, мне пора, — шепнула я.

— Однажды тебе не придется никуда уезжать, — отозвался доринг.

Он отвез меня домой, проводил до дверей и пообещал, что завтра мы обязательно встретимся. Не помню, как добралась до комнаты… Мне было так хорошо, что словами не описать. Кажется, я прилегла, на мгновенье прикрыла глаза, стараясь вызвать в памяти свой первый поцелуй, а когда открыла…

Передо мной стоял Страж. На этот раз один, самый высокий из них, в развевающемся сером балахоне на костлявом долговязом теле. Все звуки в мире словно исчезли, а все вокруг укрыл туман. Я смутно видела Эбби, мирно спящую на соседней кровати, видела убранство комнаты, но все казалось бесцветным, размытым, словно я смотрела сквозь мутное стекло.

— Я не боюсь, — сказала, едва расслышав собственный голос. — Не боюсь тебя!

На безликом лице не могло отразиться эмоций. Страж приблизился ко мне легким, плавным движением, склонился надо мной. Я хотела закричать, убежать, но тело меня не слушалось. Он протянул костлявую руку, и моего лба коснулись ледяные пальцы. Голову пронзила резкая боль, а потом перед глазами возникло странное видение. Я увидела комнату, которую освещал огонь камина. В кресле перед ним сидел Данте и смотрел на огонь. В руках у него был бокал вина. Рядом на диване расположился Шерман. Он с беспокойством смотрел на друга…

— Прошло уже одиннадцать лет, ты представляешь?

Данте горько усмехнулся, сделав глоток вина.

— Вот видишь, пора уже привыкнуть, — отозвался Шерман почти скучающим тоном, словно уже много раз говорил об этом раньше.

— Я не могу привыкнуть, — глухо ответил Данте. — В этот самый день… Одиннадцать лет… Знаешь, когда пришел первый откат… Я не думал, что протяну так долго.

— Ты очень сильный, Данте. Это твое призвание, твоя судьба…

— Нет, не моя судьба! Я этого не просил!

— Но так случилось, и некого винить в этом. Зачастую боги исполняют наши желания не так, как хочется. Я не верю, Данте, что судьба настолько уж тяготит тебя. Ты бесишься, скорее, из чистого упрямства.

— Думаешь, что знаешь меня лучше всех? — грустно спросил Данте.

— А ты ведь никого не подпускаешь близко… Разве только Амари.

При упоминании молоденькой помощницы на лице Данте невольно появилась улыбка. Такая светлая, нежная, удивительная…

— Она ведь дорога тебе? — спросил Шерман, отбирая бокал у друга. — Вот и живи ради этих чувств и прекрати себя мучить.

— Не знаю, дорог ли я ей… Шерман, мне нужен кулон мойры. Только он сможет все изменить!

— Так попроси! Расскажи все, и она поймет!

— Кулон дарят лишь самому близкому человеку… Амари сама должна отдать его мне, а для этого нужно как можно сильнее привязать ее к себе.

— Данте, ты идиот, — прошептал Шерман. — Просто попроси…

— Я уже просил однажды, — ответил доринг, откидываясь на спинку кресла, устало прикрывая глаза. — Просил людей и богов о помощи, а видишь, как вышло? Она должна любить меня, любить безоговорочно, чтоб даже и тени сомнения не возникло. Мне нужна ее любовь…

— Так все же любовь или кулон? — спросил Шерман, усмехнувшись.

Я словно вынырнула из ледяной глубины. Воздуха не хватало, из глаз брызнули слезы. В горле словно комок стоял… Я закашлялась, пытаясь снова начать нормально дышать. Страж все еще стоял рядом с кроватью. Его лицо, все такое же безликое, не могло отражать эмоций… Но я готова была поклясться, что он надо мной насмехается… Что это вообще было? О чем говорил Данте?

… Любовь или кулон? Заставлю ее полюбить себя… Должна отдать…

Слова звучали в моей голове снова и снова. Я вытащила серебряного паучка из ворота ночной сорочки и рассмотрела… Неужели все, что было сегодня, только из-за него? Кулон так нужен Данте, что ради этого он был готов… Но ведь я чувствовала, что он был искренен! Я ведь не сумасшедшая! Я могу отличить правду от лжи!

Страж медленно покачал головой. Его серые одежды взметнулись, он обратился в туман и скрылся за окном, растворяясь во мраке ночи. А у меня в голове звучали слова Эбби, сказанные давно: "Разобьет он тебе сердце…"

Слез не было. Лишь странное чувство, будто внутри все покрылось коркой льда. Я так долго жила какой-то волшебной жизнью, что столкновение с реальностью оказалось слишком болезненным, но слез все же не было… Лишь недоумение. Мойра ведь сказала, что ее дары помогут мне, сделают счастливее, а выходит, все наоборот?