Ольга Рожнёва - Пельмени для Витальки

Отец Валериан стоит растерянный, наблюдает, ждёт: вот до здоровяка очередь дойдёт — уж его-то батюшка отчистит по полной программе.

Приняв благословение, паломники за Николаем Ивановичем к храму один за другим потянулись. Дошла наконец очередь до здоровяка. Он стоит, большой, лысый, насупленный, носком ботинка землю ковыряет. А старец его ласковее всех обнимает, своей слабой ручкой до его высоченной лысины дотягивается, голову к себе притягивает и целует как сына родного:

— Петенька мой приехал! Наконец-то! Родной ты мой! Деточка моя!

И насмешливый здоровяк громко, неожиданно для всех и самого себя, всхлипывает и бережно старца в свои здоровенные объятия заключает:

— Батюшка! А как вы моё имя узнали?!

— Да я же тебя заждался, Петенька, ты уж лет пять назад должен был приехать— то, а видишь, как припозднился! Хватил горя, обманули, предали — думал: жизнь закончилась?! Нет, сынок, она у нас с тобой только ещё начинается!

И видит отец Валериан, как здоровый Петенька плачет как ребёнок, уткнувшись в плечо старца. Отец келарь смущённо отвернулся и отправился в трапезную к дежурным трапезникам насчёт обеда гостям обители распорядиться.

А на вечерней службе группа паломников вела себя тихо и благоговейно. Здоровяк тоже стоял тихий-тихий, и вид у него был совсем другой, не такой, как в автобусе, — серьёзный, печальный, растроганный. Николай Иванович молился рядом с отцом Валерианом, и после отпуста здоровяк подошёл к ним. Он стоял молча, нерешительно, перетаптываясь с ноги на ногу, и Николай Иванович спросил первый:

— Всё в порядке, Пётр Викторович?

— Николай Иванович, простите меня, пожалуйста. Я хотел извиниться за свой вопрос.

— Хорошо. Теперь вы знаете, что такое умиление?

— Знаю.

В монастыре только что закончилась трапеза. На кухне было светло и уютно, горела лампадка перед иконами, солнечный луч играл на свежевымытой посуде. Вкусно пахло: на плите стояли накрытые полотенцем пироги с капустой и в большой жёлтой кастрюле — наваристый грибной суп для иноков, которые ещё не вернулись с полевых работ.

Послушник Дионисий сноровисто протирал насухо чашки, а келарь отец Валериан проверял припасы, готовил продукты дежурным трапезникам на следующий день.

В пустой трапезной за длинным столом сидел Виталька, слушал валаамские песнопения. Отец Валериан заглянул в трапезную: не закончились ли салфетки на столах? Спросил у Витальки:

— Наелся, брат Виталий?

Виталька что-то буркнул сердито себе под нос.

— Чего-то там бормочешь? Не наелся, что ли? Уж не пельменей ли тебе опять захотелось? — встревожился отец Валериан.

Подошёл поближе: Виталька сосредоточенно рисовал. Карандаш он держал криво, по бумаге водил им со скрипом, однако рисунки получались вполне понятные.

Когда-то глухонемого Витальку, малыша лет пяти, подкинули в храм. Настоятель, отец Николай, приютил ребёнка, воспитал как сына. После смерти старого священника подросток жил при храме, но новым настоятелям стал не нужен, и Витальку подобрал, привёз в монастырь игумен Савватий.

При монастыре паренёк вырос, стал взрослым, но говорил по-прежнему совсем плохо, вёл себя простовато. Однако братия прислушивались к его смешному бормотанию, потому как опытным путём удостоверились: Виталька просто так ничего не говорит.

Одно время Виталька начал рисовать автобусы. Вот рисует сплошные автобусы — и всё тут... А нужно сказать, что монастырь находился в глуши, был бедным, и паломники сюда приезжали редко. Автобусы тоже были редкостью, и братия недоумевали: отчего так старательно вырисовывает Виталька огромные автобусы.

Прошло совсем немного времени, и кому-то из паломников так понравилось в монастыре, что рассказал он друзьям, те — своим друзьям. А, может быть, просто время пришло и созрели братия, могли помощь духовную оказать паломникам. Может, Пресвятая Богородица так распорядилась — в Её честь обитель освящена. В общем, отчего — неведомо, но в монастырь потянулись бесчисленные автобусы с паломниками.

А потом Виталька ни с того ни с сего жениться захотел:

— Хочу я жениться! Так жениться хочу! Вот бы жену мне найти!

— Какую такую жену, брат Виталий, ты ведь хоть и не в постриге, а живёшь-то в монастыре! Зачем тебе жена?!

Посмеивались братия над смешным Виталькой, посмеивались — а потом, глядь, два инока в мир ушли и женились.

Игумен Савватий как-то делился со старшей братией: лет десять назад, рано утром, перед литургией, подошёл к нему Виталька, серьёзный такой, как будто должен что-то очень важное поведать. Отец Савватий сначала отмахнуться хотел: некогда перед литургией праздные беседы вести. Но Виталька отмахнуться от него не позволил: обычно добродушный и кроткий, повёл себя как грозный начальник. Из его слов стало понятно, что было блаженному какое-то духовное видение и ему необходимо об этом видении рассказать.