Василий Ершов - Рассказы-1

Второй пилот мой вдруг сорвался с места: «Я сейчас», — и убежал вниз, под берег. Я с тоской смотрел на горизонт: солнцу оставалось опуститься еще на величину своего тусклого диска — и вот он, заход; по часам аккурат тридцать пять минут. А лету до Мотыгино — двадцать две. «Так… за что бы его зашвартовать машину на случай ветра?»

Рев мотора усилился, и в пределы аэродрома вполз МАЗ — такой древний, с буйволом на капоте; Роберт стоял на подножке, в руке моток каких-то тросов или проводов… «Молодец парень. Уже ищет, чем привязать самолет… вот, наверно, к этим бревнам…»

Роберт соскочил с подножки и стал руководить подъездом самосвала к хвосту самолета. Я все не врубался: чего это он задумал? — Василий, — перекрикивая рев дизеля, рявкнул Роберт. — У него двадцать четыре вольта! Двадцать четыре! — Он помахал проводами. — Прикурим! Как до меня сразу не дошло! Мы схватили провода, намотали их на торчащие из контейнера наконечники, на которые надвигалась розетка аккумулятора, а вторые концы Роберт принялся прилаживать к двум огромным заляпанным аккумуляторным батареям под кузовом самосвала. Водитель, молодой парень, с восторгом наблюдал за действом и предвкушал, как удивит товарищей рассказом о небывалом случае.

Скомандовав трем нашим пассажирам запрыгивать в самолет, я взобрался в кабину, уселся, выглянул в форточку; Роберт махнул рукой, я включил тумблер аккумулятора — стрелки показали в обратную сторону… переплюсовало! Махнул рукой, чтоб переменил полярность… щелчок — приборы показали, что есть напряжение! — От винта! МАЗ добавил оборотов; завыл маховик стартера, запел ровным тоном… сцепление… лопасти дернулись, пошли, пошли, сектором газа поддал ему — вспышка, еще, еще, — и двигатель схватил! Загудел ровным сильным гулом, — а что ему, он еще теплый был. Была бы «ручка дружбы», как на транспортном варианте, мы бы вручную вдвоем раскрутили, но на нашем лайнере для удобства пассажиров то место, где храповик выходит в салон, закрыли декоративной обшивкой, да и храповик тот убрали… вот и напрасно.

Роберт жал руку шоферу, тот отмахивался, сматывал провода и попрощался с нами поднятой вверх сжатой в кулак рукой: «Мы сделали это!» Оставалось двадцать три минуты до захода.

Меня как-то спросили: а можно ли выполнить мертвую петлю на «кукурузнике» Ан-2?

Я задумался. Можно, конечно, ведь самолет не очень скоростной, а крепкий; все самолеты летают по одним и тем же законам аэродинамики. Если хорошо со снижением разогнать, набрать скорость и крепко потянуть штурвал, то машина, конечно же, выполнит ту петлю… хватило бы только высоты, чтобы вывести потом из отвесного пикирования.

Вот те ребята, что упали где-то в районе Ванавары, как раз и не рассчитали высоту — им ее чуть-чуть и не хватило. Летели порожняком — и захотелось адреналину. А может, на спор: мол, а слабо? Но в результате… вышибли они собой лобовые стекла и улетели далеко вперед останков несчастного аэроплана — и ремни привязные не удержали, лопнули.

Нам потом читали результаты медицинской экспертизы — в воспитательных целях: что остается от людей, нарушивших правила полетов. Оно, конечно, полезно, да только в молодости как-то легкомысленно думаешь: «а… это — не со мной».

И они ж так думали, что это — не с ними будет.

А я себе тоже вот думаю: ну что их толкает на эти подвиги?

Ну вот меня в молодости — что толкало? Ведь грешен, что там скрывать… дело прошлое. Став командиром Ан-2, я прежде всего почувствовал себя человеком-птицей, свободным в решениях: что хочу, то и делаю… сам себе хозяин. Конечно, была ответственность, была оглядка… приучили… Было какое-то предвидение ситуации… как у школьника, научившегося переходить улицу на зеленый свет… Но опыта, по моему нынешнему разумению, не было почти никакого. Ведь как тревожишься за ребенка, переходящего дорогу: ты-то знаешь сотни ситуаций и примеров, а он… воробышек… Но воробышку хочется скорее стать опытным воробьем, и если Господь милует, то не попадется ни кошке в лапы, ни молнией сверкнувшему соколу — в когти.

А бурлила в жилах молодая кровь, хотелось горячих ощущений, не таких, которые доступны всем земным людям, а особых, небесных, острых, пряных! Сначала, конечно были полеты ниже безопасной высоты, от напоминаний начальства о соблюдении которой уже тошнило. Понятно, что эта безопасная рассчитывается так, чтобы в сложных метеоусловиях не зацепить за наивысшую точку земной поверхности по маршруту полета.