Клэр Пули - Правдивая история [litres]

Хазард дошел до станции метро на автопилоте. И хотя стоял октябрь, на нем были темные очки, защищавшие глаза от тусклого света нового дня. Дойдя до места вечернего столкновения, Хазард остановился. Он был почти уверен, что различил на тротуаре несколько пятнышек кроваво-красного вина, словно напоминание о потасовке. Перед ним всплыла непрошеная картина: на него злобно, с неподдельной ненавистью смотрит хорошенькая вздорная брюнетка. Женщины никогда так на него не смотрели. Хазарду не нравилось, когда его ненавидели.

Потом его вдруг кольнула мысль, содержащая в себе неприятную правду: он себя тоже ненавидит. Вплоть до мельчайшей молекулы, ничтожнейшего атома, самой микроскопической субатомной частицы.

Надо что-то менять. Фактически всё менять.

Моника всегда любила цифры. Ей нравились их логика, их предсказуемость. Она находила глубокое удовлетворение в решении уравнений с двумя неизвестными, x и y . Но сейчас цифры на бумаге перед ней не хотели слушаться. Сколько бы она ни складывала цифры в левом столбце (доход), они были не в состоянии покрыть сумму в правом (расходы).

Она вспоминала дни работы корпоративным юристом, когда складывание цифр было рутиной, никогда не лишавшей ее ночного сна. Она составляла контракты, печатая их мелким шрифтом, пролистывала бесконечные тома законов и выставляла клиенту счет в двести пятьдесят фунтов. Теперь для получения тех же денег ей нужно продать сто средних чашек капучино.

Зачем ей понадобилось с такой поспешностью предпринимать столь важное изменение в жизни, руководствуясь эмоциональными мотивами? Ей, кому для выбора начинки для сэндвича надо было мысленно рассмотреть все за и против, сравнить цены, питательные свойства и количество калорий?

Моника обследовала все кафе на пути между своей квартирой и офисом. Ей попадались в основном скучные, неопрятные и однотипные сетевые кафе. Каждый раз, переплачивая за посредственный кофе, она представляла себе свое идеальное кафе. Там не будет раскрашенного бетона, заплесневелого пластика, выступающих из стен труб или ламп и столов в индустриальном стиле, – скорее, вы почувствуете, что вас пригласили к кому-то домой. Там будут уютные, не сочетающиеся друг с другом кресла, эклектичные картины на стенах, газеты и книги. Книги повсюду – не просто для вида, но чтобы их можно было снять с полки, почитать и забрать с собой домой, коль скоро оставишь на месте одной другую. Бариста не станет спрашивать вашего имени, чтобы с ошибками написать его на вашей чашке. Он уже будет его знать. Он осведомится об имени ваших детей и вашей кошки.

Однажды, идя по Фулхэм-роуд, она заметила, что пропыленная старая кондитерская, испокон века бывшая там, наконец закрылась. На фасаде красовалась большая вывеска: «АРЕНДА».

Каждый раз, проходя здесь, Моника слышала голос своей матери. В те последние несколько недель, пропитанных запахом болезни и распада, перемежавшихся электронным писком медицинского оборудования, мать настойчиво пыталась, пока еще не поздно, передать дочери накопленную десятилетиями жизненную мудрость. Послушай меня, Моника. Запиши, Моника. Не забудь, Моника. Не для того Эммелин Панкхёрст надела на себя эти оковы, чтобы мы всю жизнь чувствовали себя маленькими винтиками большой машины. Будь сама себе начальником. Создавай что-то. Нанимай людей. Дерзай. Занимайся любимым делом. Сделай его значимым. И Моника вняла этому совету.

Моника сожалела, что не может назвать кафе в честь матери, ведь ее звали Чарити [2] «Чарити» (Charity) в переводе с английского означает «благотворительность, милосердие». , а назвать кафе словом, не предполагавшим необходимость платить, едва ли было удачным деловым решением. Как оказалось, все было не так-то просто.

Кафе было ее мечтой, но это не означало, что ее мечту кто-то еще обязательно разделит с ней. Или, по крайней мере, таких было недостаточно, чтобы покрыть все расходы, а она не могла вечно восполнять недостачу – банк этого не допустил бы. Голова у нее шла кругом. Моника направилась к бару, чтобы налить себе в большой бокал остатки красного вина из бутылки.

Быть боссом – очень здорово, мысленно говорила она матери, и она всем сердцем любила свое кафе, но ощущала себя одинокой. Ей не хватало офисных сплетен около кулера с водой, компании коллег, собирающихся на вечерних рабочих совещаниях с пиццей на столе. Она даже ловила себя на том, что с нежностью вспоминает эти нелепые корпоративные вылазки на природу, офисный жаргон и малопонятные акронимы из трех букв. Монике нравилась ее команда в кафе, но между ней и ими всегда существовала некоторая дистанция, поскольку она отвечала за их жалованье, а в данный момент даже ее собственное жалованье ставилось под сомнение.