Даниэль Сальнав - Сибирь

…Солнце, короткая пешая прогулка, остановка перед памятником Серго Орджоникидзе на перекрестке трех улиц: Культуры, Орджоникидзе и Владимира Ильича. Его присутствие здесь необходимо, что подчеркивается широтой его жеста. Типичная судьба для той эпохи, вплоть до своего трагического завершения. Судьба человека, которому Сталин доверил ускорение индустриализации Урала. Грузин, как и Сталин, Григорий Константинович Орджоникидзе, называемый Серго Орджоникидзе, устанавливает советскую власть в Азербайджане, Армении и Грузии в 1920–1921 годах, с 1922 по 1926 годы является первым секретарем партии Закавказской Республики, в 1930-м становится членом политбюро, с 1932 года — министр тяжелой промышленности.

Он покончил с собой в 1937 году как раз накануне пленума, который должен был его приговорить. По крайней мере, он не был казнен НКВД. Таинственная смерть: врач судмедэкспертизы Каминский, выписавший свидетельство о смерти в результате самоубийства, сам вскоре будет арестован и казнен.

В эти годы будут казнены более десяти тысяч специалистов. Очевидно, что фронт борьбы за индустриализацию был так же беспощаден, как и чистки в армии, ставшей их жертвой в то же время, которые ее значительно ослабили как раз накануне немецкого вторжения в 1941 году. Член узкого круга доверенных лиц Орджоникидзе был противником «ликвидации саботажников», считая ее контрпродуктивной.

Сегодня очень трудно понять, кроме ее ужаса, эту политику, ослабляющую Советский Союз вместо его укрепления.

Мы продолжаем наш визит. Тот журналист, который писал в недавней статье в «Либерасион»: «Кроме убийства царя и функциональной, но достаточно уродливой архитектуры, город не представляет никакого интереса», — видимо, мало интересуется историей коммунизма в России. Индустриализация и развитие Екатеринбурга в начале тридцатых годов предоставили городу возможность участия в уникальном широкомасштабном эксперименте: строительстве новых зданий — промышленных, административных, жилых — целыми кварталами по законам архитектуры конструктивизма.

Это чистый продукт сочетания: революция — машинизм — модернизм. Это то, что как раз понял Арагон, написав «Ура, Урал!» после своей поездки в 1932 году. Пьер Юник, который в то же время порывает с движением сюрреализма и вступает в ряды Коммунистической партии, так определил эту книгу: «„Ура, Урал!“ — это гимн революционной борьбе и укреплению социализма». «Будущее на каждом шагу вытесняет настоящее, кажущееся воспоминанием». Да, эти стихи прекрасно подходят к «столице утопии», городу, который сегодня находится в состоянии упадка и медленного восстановления.

Более 140 зданий были законсервированы, в том числе целый квартал, построенный между 1930 и 1934 годами. Что поразительно в архитектуре конструктивизма, так это то, в какой степени она сочетает этику и идеологию советизма: восхвалять способности человека побеждать природу и, стремясь к абсолютной новизне, старательными усилиями уничтожать следы истории — переименовывать всю страну и ее города. И архитекторы также вступили в эту игру: углы зданий застеклены с обеих сторон, что требует наличия скрытых несущих металлических балок. (Дело в том, что Сталин не оценил по достоинству этот стиль, характеризующийся отсутствием всякой декоративной помпезности, и заставил изменить фасад здания горсовета, добавив к нему ряд античных колонн.)

Другой пример екатеринбургского вызова законам природы — водонапорная башня. Покоящаяся только на трех опорах, она в конце концов рухнула, приведя к многочисленным жертвам — утонувшим в результате происшествия и расстрелянным за саботаж. Ей приделали еще одну опору, но вскоре от нее отказались. Думая о «вынужденном самоубийстве» Орджоникидзе, мне кажется, что здесь даже смерть не может быть естественной. (Надежда Мандельштам развивает эту тему в своих «Мемуарах»: где те благословенные времена, когда можно было узнать, что кто-то «умер от болезни»!) Бывший Сталинский клуб в чистом конструктивистском стиле, но уже в довольно неприглядном виде, приютил сегодня клуб ветеранов и на первом этаже маленькую сапожную мастерскую под вывеской «Ремонт обуви».

Но есть надежда, что его все-таки отреставрируют, поскольку он воплощает типичные черты конструктивизма: большие застекленные двери на углах фасада и внутренние планировка и устройство тридцатых годов с эмалированными фресками на лестницах, светлыми декорированными коридорами. Было что-то очень меланхолическое в звуках наших шагов по этим пустым и длинным коридорам. Просторный зал на этаже украшен портретами, оставшимися на своих местах еще с советских времен. Не хватает только портрета Сталина. Большая фреска на стене изображает ордена, в числе которых украшенный бриллиантами орден Победы, кавалерами которого являются от силы десяток человек. По лестнице с прилично истертыми ступеньками я возвращаюсь на улицу, чтобы еще раз осмотреть фасад здания. Над фронтоном старательно стертая надпись «Сталинский клуб» легко читается особенно после дождя.