Джеймс Хэрриот - О всех созданиях – больших и малых [litres]

Комната эта находилась на первом этаже в передней части дома; как только я продрался через чащу, которая когда-то была садом, я увидел, как собаки, наблюдавшие за мной из своего угла, прыгнули на кровать старой женщины. А когда я постучал в дверь, дом наполнился их дружным лаем. Так было всегда. В течение прошедшего года я приходил сюда регулярно, и распорядок никогда не менялся: сначала взрыв лая, затем миссис Бродвит, присматривавшая за мисс Стабз, запирала всех животных – кроме моего пациента – на кухне и открывала дверь. Я заходил в дом и видел мисс Стабз в постели с табличкой, висевшей над ней.

Она лежала так уже долгое время, и было ясно, что она больше не встанет. Однако она никогда не жаловалась мне на свою болезнь и страдания, вся ее забота концентрировалась на трех собаках и двух кошках.

Сегодня это был Принц, и меня беспокоило его состояние. Причиной тому было его сердце – в нем я слышал отчетливые признаки недостаточности клапанов. Он ждал меня и, когда я вошел, мило завилял хвостом.

Вид этого хвоста заставил меня подумать, что среди его предков было много ирландских сеттеров, но мне пришлось изменить свое мнение, когда я, осматривая его раздутое черно-белое тело, добрался до головы и обнаружил торчащие вверх уши эльзасской овчарки. Мисс Стабз любила называть его мистером Хайнцем, и, хотя он и не мог похвастаться пятьюдесятью семью разновидностями, его гибридные гены обеспечивали ему хорошую форму. С таким сердцем он бы должен был давно умереть.

– Мне показалось, что надо вызвать вас, мистер Хэрриот, – сказала миссис Бродвит, приятная пожилая вдова с квадратным красным лицом, которое резко контрастировало с искаженными чертами лежавшей на подушке. – Он очень плохо кашлял всю неделю, а сегодня утром его шатало. Правда, ест хорошо.

– Кто бы сомневался, – сказал я, ощупывая пальцами толстый слой жира на ребрах. – Нужно что-то очень веское, чтобы старина Принц отказался от кормежки.

Мисс Стабз засмеялась, а старый пес раскрыл широко рот и заиграл глазами, как будто желая присоединиться к шутке. Я приложил свой стетоскоп к его груди, заранее зная, что услышу. Говорят, что сердце стучит «тук-тук», но у Принца вместо этого были сплошные шипящие звуки. Почти вся кровь, которую сердце должно было вытолкать в систему кровообращения, возвращалась назад. И еще эти шипящие звуки повторялись гораздо чаще, чем в прошлый раз. Ему с едой давали дигиталис, но и он не справлялся с возложенной на него задачей.

С унылым чувством я двигал стетоскоп по груди. Как у всех старых собак, сердечная недостаточность вызвала хронический бронхит, и я безрадостно слушал симфонию свистов, хрипов, скрипов и бульканий, которыми сопровождалась работа собачьих легких. Старый пес стоял прямо и гордо, только хвост его медленно ходил из стороны в сторону. Когда я осматривал его, он относился к этому как к знаку глубокого уважения и поэтому и сейчас с радостью воспринимал мои действия. К счастью, Принц, похоже, был не очень болен.

Выпрямившись, я похлопал его по голове, и он моментально ответил, попытавшись положить лапы мне на грудь. Ему это не вполне удалось, но даже столь небольшое усилие заставило его ребра тяжело ходить, он высунул язык. Я ввел ему внутримышечно дигиталис, а затем еще и гидрохлорид морфия; он принял манипуляции с удовольствием – для него они были частью все той же игры.

– Я надеюсь, это поможет ему восстановить сердечный и дыхательный ритм, мисс Стабз. Он может проявлять признаки сопливости в течение дня, и это тоже пойдет ему на пользу. Продолжайте давать ему таблетки, а я оставлю вам еще лекарства для лечения его бронхита.

Я вручил бутылку с моим старым снадобьем из ипекакуаны и ацетата аммония.

Затем начинался второй акт. Миссис Бродвит приносила чашку чая и выпускала из кухни остальных животных. Прибегали терьер Бен и кокер-спаниель Салли, они начинали оглушительное состязание с Принцем, пытаясь превзойти соседа в мощности лая. За ними грациозно следовали кошки – Артур и Сьюзи, – они начинали тереться о мои брюки.

Таков был обычный сценарий многих чашек чая, которые я выпил вместе с мисс Стабз, лежавшей в своей постели под табличкой.

– Как вы сегодня? – спросил я.

– О, гораздо лучше, – тут же ответила она и, как всегда, сменила тему разговора.

По большей части она предпочитала говорить о своих животных и тех, кого знала в молодости. Много говорила о днях, когда ее семья была еще жива. Она любила рассказывать о похождениях трех своих братьев, а в тот день показала мне фотографию, которую миссис Бродвит нашла на дне комода.