Мария Метлицкая - Стоянка поезда всего минута

– Любит, не любит… К сердцу прижмет, к черту пошлет…

Всегда выходило по-разному: и любил, и не любил, и прижимал к сердцу, и посылал к черту. Да и зачем портить цветок, когда все и так понятно – послал. К черту, к дьяволу, к такой-то матери, на верную смерть.

Она и не надеялась, что выживет. Даже не так: ей жить не хотелось. Жизнь без Пети? Зачем, для чего? Нет, это не жизнь. Не жизнь, а вечная мука. Зачем мучиться? Если нет смысла, цели, планов и замыслов, тогда это просто тупое и безнравственное существование. Зачем вставать, идти в ванную, пить чай, есть осточертевшую яичницу, надевать платье и туфли, идти на работу, возвращаться с работы, съедать котлету с пюре, снова пить чай, чистить зубы и ложиться в кровать? Зачем, для чего?

С Петей была расписана вся жизнь, от и до. Он обожал строить далеко идущие планы: все четко, по пунктам, детально и основательно. «Педант», – смеялась Юля. Кто-кто, а она уж точно не была педантом.

– Итак, свадьба весной, – бубнил он. – Как только все расцветет и зазеленеет, первые липкие листики, набухшие почки сирени, прохладные вечера. Ты же любишь весну, Юлька?

Она любила. Тогда она любила все – май, июнь, июль, август. И дальше по списку. Все любила и всех. Потому, что любила его, Петю.

Весна и его и ее любимое время года. Даже в этой мелочи они совпали. Они во всем совпали, во всем. Когда это в очередной раз выяснялось, Юля ахала и всплескивала руками:

– Нет, так не бывает! Петька, мне даже страшно!

А он смеялся:

– Ничего особенного, просто мы предназначены друг для друга. Бог не одну пару лаптей содрал, пока нас собрал!

А вообще Петр всегда рассуждал обстоятельно, находя аргументы. В отличие от Юли он всегда находил аргументы. У него, технаря, на все были ответы. Как в конструкторе, где все идеально входит в нужные пазы, или как в пазле. Но пазлов в те времена еще не было.

А Юля продолжала восхищаться:

– Нет, Петька! И это? Нет, ты только подумай!

Он снисходительно посмеивался. По-взрослому, подчеркивая, что она наивная, неискушенная, маленькая девочка. А он, разумеется, взрослый мужчина.

Эта была немножко игра, в которую оба играли с большим удовольствием. Иногда Юля думала: «А он вообще понимает, какая я на самом деле? Он понимает, что я сильная, смелая, даже отчаянная? Он ведь умный». Но Петру нравилось ее опекать, оберегать, защищать. Нравилось быть мужчиной. «Ну и ладно, не будем его разочаровывать, – хихикала она с подругой Лелькой. – Сила наша в нашей слабости». «Ой, только без этих пошлостей!» – притворно стонала Лелька.

Да, им нравилось одно и то же: фильмы, книги, спектакли. Оба любили зеленый цвет. Зеленый и желтый. Оба выбирали не море и жаркое южное солнце, а тихую подмосковную речку с темными, загадочными заводями и страшноватыми водоворотами, холодную воду, от которой немного сводило ноги, крутой бережок с вытертой желтоватой травой, темный, вязкий речной песок, так отличающийся от морского. Раскидистую ольху, щедро дававшую тень, унылую, грустно склонившуюся иву, и правда плакучую! Им нравился почти неслышный, убаюкивающий шепот листвы, божья коровка, смешно щекочущая руку, зудящее жужжание прозрачнокрылых и пучеглазых стрекоз, порхающие коричневые шоколадницы и салатовые лимонницы, бесцеремонно приседающие на розовые соцветия иван-чая. И пение птиц – недовольный, как будто рассерженный, треск бекаса, нежный свист чечевицы, неравномерный пересвист дрозда, ворчащее уханье филина, попискивание горихвостки, цвиканье ласточек, нежные, чуть дрожащие жалобные вздохи славки, а уж про ночные переливы невзрачного соловья и нечего говорить – они слушали его, и сердце падало от восторга.

И надо же, оба оказались заядлыми и опытными грибниками. Ревниво подглядывали друг за другом – наклонился, замешкался. Значит, нашел?

Из леса возвращались усталые и, отдохнув, располагались на маленькой терраске – пересчитывали, раскладывая по кучкам, улов, его и ее. Кто победил? Вернее, пересчитывала Юля, зануда. А Петя сидел в кресле-качалке и снисходительно посмеивался:

– Ну что? Каков счет? Только не жульничай, Юлька! Я тебя знаю! Подбросишь втихушку пару моих боровиков в свою жалкую кучку обсыпавшихся сыроег и объявишь себя победителем.

Она делала вид, что обижалась. И от якобы обиды действительно воровала боровики: «Ничего, не будешь вредничать. А парочка беляков мне не повредит!»

Когда она объявляла счет, он отмахивался:

– Ты все равно победила, Юленция! Потому что просто ты лучше меня.