Тимоте де Фомбель - Принц без королевства

Муше поцеловал Мари в шею, как будто она была его подружкой. Ее студенческий рюкзак усиливал это впечатление. Он потянул ее в кинозал. Когда они вошли, на экране два всадника поднимались в гору. На передних рядах курили. В глубине зала кто-то спал.

— Давайте письма, мне нужно выйти, — пробормотала она.

— Подожди. Я должен тебе кое-что сказать. В ночь перед Рождеством около Шартра самолет сбросит одного француза с парашютом. Он возвращается из Лондона и должен научить трех наших людей пользоваться радиосвязью. В Париже это было бы слишком опасно.

— И что?

— Сезар думает послать их всех к Святому Иоанну.

— Сомневаюсь, что он согласится.

— Я хочу с ним встретиться.

— Я сама его спрошу. Он разговаривает только со мной. А теперь дайте мне выйти.

— Так спроси его. Это срочно.

Она встала. Муше схватил ее за руку. На них смотрел сосед по ряду. Муше зашептал, почти уткнувшись ей в волосы, словно влюбленный.

— Те люди, которых ты хотела найти, супруги Атлас… В лагере Питивье их уже нет. Их увезли двадцатого сентября.

— Куда?

— Везут всегда на восток. Но куда — неизвестно. Во Франции их точно нет.

С экрана доносилась средневековая музыка.

— Один из конвертов — тоже для Сезара. Там очень важные документы. Другой — для тебя, это касается твоих друзей.

— Они мне не друзья.

— Эй, там, впереди, потише! — крикнул с последнего ряда мужчина, который до сих пор спал.

— Я положил туда все, что нашел на этих Атласов, — прошептал Муше. — В том числе список пунктов, через которые их везли. И последнее, Мари: я должен поговорить с Буларом. Где он?

— Не знаю.

Она вышла. Вечером Кротиха вернулась на крышу Пале-Рояля. Один из конвертов она просунула в щель между ставнями. Заодно немного погрелась около теплых каминных труб, попадавшихся ей на пути. Под шерстяной фуфайкой был спрятан второй конверт, полученный от Муше. Она чувствовала, что не в силах его открыть.

В Комеди Франсез давали «Мертвую королеву» [34] «Мертвая королева» — пьеса французского писателя Анри де Монтерлана (1895–1972). . Спектакль уже закончился. Зрители не спешили выходить из фойе, чтобы напоследок еще немного погреться.

Кротиха провела ночь на чердаке театра. Когда-то давно она нашла там скрипку, спрятала ее между балками и с тех пор не трогала.

Утром она села на поезд, идущий в Ле-Ман, а там — на скорый, который довез ее до Нанта.

День пролетел быстро. В шесть часов вечера она прошла по дамбе из каменных глыб, во время отлива соединявшей остров Нуармутье с континентом. Было темно. Кротиха держалась подальше от немецких постов, огни которых светились на обоих берегах. Теперь она пробиралась к острову кратчайшим путем через песчаные мели. В лужах с морской водой копошились крабы.

Кротиха понимала, что нельзя появиться у Святого Иоанна среди ночи. Она нашла себе приют под крышей маленького хлева среди солончаков. Всю ночь ее согревало тепло, исходившее от трех осликов, тесно прижавшихся друг к другу.

Могучая матушка Элизабет — а в ней было никак не меньше ста килограммов — держала своих подопечных в таком же страхе, какой, наверное, испытывали обитатели аббатства при набегах викингов на остров в IX веке от Рождества Христова. Еще ни один епископ не посмел выпроводить ее на пенсию. Она правила здесь уже сорок лет. Даже немцы, устроившие себе штаб-квартиру в замке в нескольких километрах от обители, боялись заходить за высокие стены аббатства. Они вытоптали три четверти Европы, но, являясь в Ла-Бланш, снимали у входа сапоги и робко просили продать им горшочек меда или пучок редиски.

Да, матушка Элизабет наводила на всех страх, но вместе с тем вызывала всеобщее восхищение. Обширный сад аббатства, обнесенный изгородью, кормил добрую половину острова. На мельнице к югу отсюда три монахини открыли лечебницу, которая пользовалась большим авторитетом, чем иные больницы. Монастырский хор был великолепен. На литургии в Рождество и на Успение сюда съезжалась вся епархия.

Если бы кто-то увидел, как с наступлением ночи монашки азартно гоняют мяч на пляже или купаются после пасхальной службы, его удивлению не было бы предела. «Аллилуйя!» — радостные вопли, которые неслись из воды, долетали, наверное, до самого устья Луары.

Однако, если не считать этих мирских развлечений, Ла-Бланш была для посторонних неприступной крепостью. Несколько мальчишек попытались перелезть через стену, чтобы нарвать груш бон-кретьен, самых сочных в западной части Франции, и горько об этом пожалели. Мать-настоятельница устроила им поистине материнскую порку.