— Что будешь делать потом? — спросил Зефиро.
Шифт не ответил. Казалось, он даже не понял вопроса.
— Я тоже хотел бы дрейфовать, как ты, — сказал Зефиро. — Просто плыть. А мне приходится грести все время против течения. Я устал.
Но, встретившись взглядом с парнем, он понял, что ошибся. Вся жизнь Шифта тоже была борьбой. Он не был похож на щепку в сточной канаве — он уже давно плавал самостоятельно.
— Если хочешь, я заберу тебя с собой.
Шифт поднял глаза.
— Я живу с друзьями на острове посреди моря. У меня есть пчелы.
Шифт улыбнулся. И Зефиро снова вспомнил, как Ванго появился в невидимом монастыре.
— Я увезу тебя, и будем там жить.
Он вынул из кармана смятый лоскут голубого шелка с желтой вышивкой и повязал его на запястье. В складке платка была видна заглавная буква V.
— И знаешь что еще, малыш: я познакомлю тебя с одним моим другом, который немного похож на тебя.
Лейкхерст, через два часа, 6 мая 1937 г.
Дирижабль медленно разворачивался над толпой.
У края летного поля находился невзрачный деревянный ангар длиной почти в тридцать метров. Первый этаж был завален разной железной рухлядью. Наверху хранилось сено: раз-два в год на поле косили траву. Но поскольку дирижабли не едят сено даже зимой, его запасы росли с каждым годом. Тюки сена громоздились до самого потолка. Никто не знал, что с ним делать.
Однако у окна, где пахло пылью и сухой травой, место было расчищено. Здесь Виктор Волк наблюдал в бинокль за «Гинденбургом». Рядом с ним стоял мужчина со снайперской винтовкой. Он только что собрал ее из деталей, принесенных им в футляре от контрабаса.
— Надо следить за последним окном по правому борту. Сигнал дадут оттуда, — объяснил другой мужчина, смахивающий на танцора аргентинского танго.
Виктор опустил бинокль и презрительно взглянул на говорившего. Он и так все это знал. И просил только одного — тишины. Виктор Волк послал в Европу Доржелеса под именем Венсана Вальпа, чтобы тот убедился в серьезности предстоящей сделки. Ирландец также хотел гарантий. Судя по последним новостям, во время полета Доржелес получил все необходимые подтверждения, но он еще не виделся с Хуго Эккенером, единственным поручителем, достойным доверия. Если встреча с командиром Эккенером прошла хорошо, Доржелес вывесит в окне каюты белый платок. Если же платок будет красным, значит, сделка оказалась обманом.
Профессиональный стрелок, пересчитывающий рядом патроны, был нанят именно ввиду второго исхода. Несколько пальцев у него было сломано, но, чтобы совершить убийство, достаточно и одного. Если платок будет красным, Виктор прикажет немедленно убить этого господина Пюппе и его таинственного компаньона, как только они ступят на американскую землю.
«Гинденбург» продолжал снижаться. Он сделал последний разворот, позволявший обозреть его нос и капитанскую рубку. Сейчас наконец-то покажется правый борт дирижабля!
— Ну что? — спросил танцор.
Виктор не отрывал глаз от бинокля. Он знал, что неудача будет стоить ему нескольких миллиардов, самого грандиозного контракта в его жизни. Красный платок в окне также означал бы, что ему нанесено оскорбление, которое можно смыть только большой кровью. Снайпер ждал. Дирижабль повернулся еще немного.
— Белый, — сказал Виктор. — Белый!
— Браво! — воскликнул «аргентинец» за его спиной. — Гарантии получены. Мои поздравления!
23
О, несчастные пассажиры!
В то же самое время, в пятистах метрах отсюда
— Этель…
Это имя рвалось прямо из его сердца. Ванго бежал к «Гинденбургу».
Корабль высадил его в нью-йоркском порту два дня тому назад. Он сразу бросился к башне, вскарабкался по лесам. Стройка так и стояла заброшенной. Ванго обнаружил пристанище Зефиро за огромными стальными буквами, которым так и не нашлось применения. Было видно, что здесь уже давно никто не живет. И никаких следов падре. Что, если Этель привела за собой врагов Зефиро? А вдруг они схватили и ее?
Ванго прождал на стройке всю ночь. Утром, вконец истерзанный тревогой, он перешел на другую сторону улицы и, забыв об осторожности, обратился к портье «Скай Плаза»:
— Мне надо передать кое-что мадам Виктории, которая живет в апартаментах на восемьдесят пятом этаже.
— Кому, простите?
— Мадам Виктории.
Портье полистал журнал.
— У нас нет постоялицы с таким именем. И никогда не было.
— Но зимой кто-то снимал этот номер несколько месяцев подряд. Возможно, я спутал имя. Проверьте.
Читать дальше