Юрий Щекочихин - Армия жизни

Встретился и с четырнадцатилетней Леной. Она рассказала о том вечере:

— Мы поехали к Ольге во Фрязево с ребятами. С гитарой и бутылкой вина. Выпили. Потом Женька копилку Ольгину разбил. Там рубля два или три было. Потом Сашка обиделся. Он такой. Ему слова поперек не скажи.

— Много ли пьют ребята?

— Немного, но каждый день. Да многие пьют, — вздохнула она, махнув рукой.

— Что было потом? Через три дня?

— Они сказали, что дядьку убили. И мы пошли его закапывать. Только я боялась близко подходить.

Я спросил, были ли ребята уверены, что Лена, узнав такое, не побежит тут же в милицию?

Лена ответила, что да, конечно, Джека и Панса были в ней уверены. У нее такой характер… Ну, твердый.

— Лена, а от кого ты узнала, что милиция уже ищет преступников?

— Пришел крестный и сказал: «Там раскопали убитого. Иди посмотри».

— И ты не собиралась назвать ребят?

— Да все уже знали…

Лена по возрасту не подходит под статью Уголовного кодекса: за недонесение о преступлении. Поэтому ее поставили на учет в инспекции по делам несовершеннолетних и обсудили в классе. Когда голосовали за то, чтобы «ее обвинить» (так она выразилась), то руку подняла только одна девочка. «Бывшая подруга», — презрительно сказала Лена. Остальные воздержались.

— Как ты живешь сейчас? О чем думаешь?

— Готовлюсь в комсомол. В четверг будут рекомендовать, — ответила Лена.

И тогда я спросил, ну хоть на капельку жалко ей того человека, которого так просто, без всякой цели, без повода убили ее приятели.

Лена, подумав, обстоятельно начала:

— В принципе, человек не работал, систематически пил… — Она задумалась, подыскивая слова, но я быстро перевел разговор на другое. Спросил, то ли кем она хочет стать, то ли какие песни любит петь.

…На этом кончаются мои блокнотные записи. Я знал, что только теперь мне и надо начинать работу.

Ехать в РУВД и спросить, как могло случиться, что в течение полутора лет группа подростков совершала одно преступление за другим, оставаясь безнаказанной? Были ли зафиксированы в документах все эти «избитые», которые часто попадались на дороге нашим «злым подросткам»? Искали ли тех, кто проломил голову одному, ограбил другого, третьего? Ведь не матерые уголовники воровали, грабили, нападали на людей, — мальчишки! Еще мне необходимо было спросить, как могло случиться, что Женя-Джека, находясь под следствием (один раз все-таки уличили, задержали, вызвали), решается на убийство, даже не вспомнив, что он под следствием, что его уже допрашивали и ему грозит суд? Что же это были за беседы и допросы, если они оставили подростка равнодушным? И почему тот, которого уже нет на земле, отбыв срок заключения за тунеядство, вновь нигде не работает? Болтается по деревне, стоит у магазина… Почему им никто не интересуется, будто он и впрямь никому не нужен?

Но, перечитав еще раз записи в блокноте, вспомнив лица этих ребят, в которых я не заметил ни особой жестокости, ни слабоумия, ни холодной ухмылки убийц, я догадался, что все мои завтрашние собеседники и в милиции, и в школе, и в ПТУ, и в семье будут пожимать плечами и удивляться: вроде бы обычные парни, болтаются где попало, разве за ними уследишь, и так далее. И я понял, что дальше никуда не пойду.

Хватит и того, что узнал. Хватит.

Хватит заниматься арифметикой, считая, как на счетах: минус школа, плюс улица; минус милиция, плюс вино; минус отец, плюс пьяный сосед, являющий дурной пример…

Можно все посчитать, привести к общему знаменателю, потом — наказать кого надо, сделать выводы, успокоить свою совесть, но не успеешь оглянуться — выходят на вечернюю тропинку новые Панса и Джека, и, не видя лица другого человека, бьют наотмашь, подминают ногами. Не понимая, что перед ними не «жертва», «не объект развлечения от скуки», а человек.

Публицист обязан отвечать на те вопросы, которые ставит, пряча внутри свою горечь от того, что в сотый раз исследует похожий случай, и пафос его завтрашней статьи снова «пробьет» куда-то мимо цели… Ни семья, ни школа не возьмут на себя вины, разве милицию накажут, а у нее и так работа невеселая. Вздохнут парни, узнав про очередной выговор, и снова — «на выезд по месту происшествия…» Нет, надоело бесконечное вязкое копание в одном и том же. Не ради двух «недоданных» выговоров пишутся статьи.

Мне необходимо понять, когда эти подростки выходят на тропу: еще не нажив человеческого багажа или уже растеряв его? Почему им все равно: что банку сгущенки украсть, что человека убить. Где, в какой стадии их развития общество уже теряет людей в их лице?