Михаил Веллер - Все Легенды

— Ну… ставь!.. Причитается с тебя.

— Да уж! — счастливо соглашается он.

— Представили на капитана третьего ранга. Слыхал?

— Кого, — говорит, — представили? Куда?..

— Тебя! Иди — покупай погоны с двумя просветами.

Штейн оседает на пол, потом встает и идет в гарнизонный магазин покупать веревку. Господи, не по вине кара. Это означает ждать отставки еще пять лет! Этого он не вынесет.

Сказано — сделано. Вместо хождения на службу он садится вплотную к праздничному ящику коньяка и неделю справляет по себе поминки. А выпив ящик, последнюю бутылку сует в карман, садится в поезд и едет в Москву. К дяде. Плюнув на гордость, он решает обратиться за помощью к великому драматургу и каперангу в отставке своему дяде в третий и последний раз в жизни.

И он вваливается в дядину шикарную квартиру на Кутузовском. И дядя встречает явление племянника-обалдуя с неудовольствием. Потому что такой родственник-недотепа несколько марает его моряцкую репутацию. Помогал ему, помогал, а все без толку…

Племянник снимает шинель, трет лапкой трещащий лоб, получает добрый шлепок по загривку и добрую чарку на опохмел:

— Ну… как служба идет? Чем порадуешь? Пора и очередное звание получать.

При слове «звание» племянник искажается обликом, приземляется мимо стула, плачет и говорит:

— Дядя! Ты же знаешь, что я, в общем, не офицер. Я по натуре сугубо штатский человек. Я учился играть на скрипке и окончил музыкальную школу. Я поэт. Я пишу стихи. У меня даже книжку хотели в издательстве принять…

— Что же — скрипка! — гремит дядя, человек крупный и удачливый, без сантиментов; набрался душевной грубости у адмиралов. — Римский-Корсаков тоже был композитор, а какой морской офицер был!

— Дядя, — говорит Штейн. — Я не Римский, а ты не Корсаков. Ему хорошо, он бронзовый памятник. А моих сил больше нет. Если мне дадут капитана третьего ранга, я застрелюсь.

— Странное отношение к карьере, — не соглашается дядя. — А чего ж ты хотел — сразу прыгнуть в адмиралы? Послужи сначала.

— Не буду служить! — буйствует племянник. — Это ты во всем виноват!

— Ах ты щенок! — говорит дядя, каперанг в отставке и великий военно-морской драматург. — Да если бы не я, ты бы вообще в училище не поступил…

— Да, — вопит племянник, — и был бы счастлив! Это ты — «кем ты хочешь быть! кем ты хочешь быть!» — погубил мою жизнь!..

— …тебя бы законопатили на Чукотку, там бы ты хлебнул лиха по уши!

— И прекрасно! на Колыму! и давно бы застрелился и не мучился!

— Я все для тебя сделал! Чего ты теперь еще от меня хочешь?

Подведя беседу к нужному вопросу, племянник переселяется с пола на стул. И внушает вкрадчиво:

— Слушай… ты ведь запросто за руку со всеми адмиралами… с нашим командующим…

— Да уж… — кивает дядя не без самодовольства. — Потому что — уважают!

— Вот. Послушай. Ты бы не мог встретиться с адмиралом Головко, и раз в жизни попросить… если б он подписал… он ведь тебе не откажет… — И подает дяде заготовленный рапорт об увольнении в запас.

— Нет, — говорит дядя. — С такими просьбами я к нему обращаться не буду. Наши отношения, знаешь, иного рода. Нет. Не стану я его о таком просить.

Штейн принимает позу, по сравнению с которой умирающий лебедь Плисецкой — это марш энтузиастов. И тихо шепчет:

— Тогда прощай, дядя… Я тебя любил. Я гордился тобой. Прости, что причиняю вам такое горе… прошу никого не винить…

Выдергивает из брюк ремень и норовит пристроить петлю к оконному карнизу.

— Прекратить!! — грохочет кулаком бездушный дядя, солдафон от маринистики.

Тут в комнату впадает его жена, племянникова тетя, которая всю эту душераздирающую сцену подслушивала за дверью, и говорит:

— Сашенька, есть у тебя душа или нет у тебя души? Ты посмотри — на мальчике ж лица нет. Он же над собой что-то сделает, ты что, не понимаешь?.. Я всегда говорила, что нельзя отдавать мальчика во флот. Все эти твои матросы — они такие грубые. Они пьют, как биндюжники, они ругаются — это тихий ужас! Я после них неделю мою квартиру и проветриваю от табака и портянок.

— Моряки не носят портянок!!!

— Скажите пожалуйста! А что они носят? Это так важно? Или у тебя много племянников?..

— Не лезь не в свое дело! — гремит дядя.

— Это мое дело! — кричит ему тетя. — И не смей на меня кричать! Кричи на своих адмиралов, так их ты боишься!

— Я боюсь?! — орет дядя. — Да я — член правления… кандидат ЦК…

— Так почему ты не можешь пойти в гости к этому Головко? Он к тебе прислушивается, я же знаю. Они же понимают, что ты умный человек. Что тебе стоит? Ну хорошо — выпей с ними, посиди, я тебе разрешаю.