Михаил Веллер - Все Легенды

Бутылка обошла круг, и каждый проявлял реакцию ценителя: цокали, вздыхали, делали жесты, говорили типа «умеют, гады». Желтоватый цвет напитка никого не смущал.

Отвинчивающаяся пробка чуть протрещала засохшим клеем — типа была запечатанной. Дегустация сопровождалась причмокиванием и констатацией превосходства ихней алкогольной промышленности.

Тогда мы раскрыли секрет. Общий смех вышел немного натянутый, из самолюбия обозначающий веселье. Народ был уязвлен и сконфужен публичностью своей серости. Мы понятия не имели, как выглядит джин и каков он на вкус.

В трудовых коллективах за месяц до 31 декабря сдавали деньги на шампанское. Кто-то со знакомством на базе или в магазине закупал несколько ящиков. По две бутылки на нос. В декабре шампанского в магазинах не было.

Средь бела дня рабочего я, молодой специалист, пригласил девушку в скромный ресторан «Чайка» — с неожиданного заработка. Мы хотели шампанского, и мы хотели мяса, — такое было настроение. В ресторане не было шампанского. И не было натурального мяса. Нам предложили сухое болгарское и котлеты под несколькими названиями. Я помянул Остапа Бендера-миллионера. Я в прямой форме предложил официанту заплатить сверху. Он в завуалированной форме предложил мне засунуть свои деньги в полость тела.

Экономика и психология связаны национальной идентичностью. Каждый август табачные фабрики дружно шли в отпуск. Мужики метались по магазинам и ларькам, как гибрид подыхающей мухи с шариком для пинг-понга. Курили всё! Мерзкие противные «Дымок» и «Яхта» — твердо набитые, сыроватые, негорючие, тошнючие, — шли за счастье. Но! Почему никому из нас не приходило в голову сделать себе запас на этот месяц, ведь из года в год заранее знали! — вот в чем загадка русской души.

Не держался у простого человека запас. Классовая психология. Социальный слой диктует натуре! Мама одного друга работала директором стола заказов — маленького, скромного, микрорайонного такого. Мы зашли к ней в гости на работу, и получили предложение купить чудного дешевого крепленого, не выставленного в продажу, для своих. У меня как раз был мелкий газетный гонорар, и на двенадцать семьдесят я купил десять бутылок. Коробку обвязали веревкой, и я привез ее на метро в свою комнатку на Желябова. Я запасся на десять дружеских контактов: в гости пойти с бутылкой, или зашедшего друга принять с наливанием.

Зашла в гости милая знакомая, юная журналистка, утонченное создание а’ля грузинская княжна. Я открыл бутылочку. И мы понравились друг другу больше, чем раньше. Выпили вторую бутылочку, и между нами засветились нити судьбы. Третья бутылочка шла легко, майским ветром. Трогательная девочка пила, как артиллерист.

Она вышла от меня через трое восхитительных суток, и с ней ушло мое винное процветание. Оба не вернулись.

Нет, ежедневная жизнь была ничего. Не голый, не голодный, не бездомный? Тогда отлично.

Жизнь отравляли праздники. Преодоление полосы препятствий выматывало. Поэтому в праздник я считал необходимым выпить с утра. Чтоб организм ощутил незаурядность свободного от забот дня.

Желательно было принести торт бизе-с-шоколадом «Аврора». «Аврора» продавалась только в «Севере» на Невском. Шестьдесят штук в день. Свой цех их делал ночью и доставлял к открытию. Летели сразу. Занимать очередь перед праздником надо было с шести. Позже не имело смысла. Самые крутые занимали с вечера — таких человек пять было всегда. Они жили неподалеку и уходили перекимарить по очереди.

В восемь часов уже стояли в пять рядов человек триста. Без четверти девять начиналось бурление и сдавливание. Без трех девять покрикивали сплющенные тетки, вмятые в закрытую дверь. В одну минуту десятого возникал тихий злой вой и экстремистские призывы. В три минуты десятого дверь открывалась, и никто не мог войти — очередь слиплась в ком, и передние выдирались из него, как мухи из ловушки, жужжа и колотя лапками.

Ты прыгал в направлении кассы, суетясь ногами и растопыривая локти. Совал руку вперед и старался сдержать крик до минимального приличия: «Шесть рублей! „Аврора“!»

Схватив чек, надо скорей сверлиться и тараниться к прилавку, где уже твердеет очередь. Там кооперация: одна занимает к продавщице, а вторая к кассе, и уже протягивает чеки через голову партнерше, и та берет пять «Аврор» на двоих, и у остальных щемит в тревоге сердце, а из-за прилавка продавщица голосит поверх голов: «Маша, „Аврору“ больше не выбивай!!» И ты уверенно и нагло бросаешь в стороны: «Я уже стоял! Я уже занимал! Я отходил отсюда!» — и, не дожидаясь реакции, в эту долю секунды лезешь мимо, плюя на замечания и пожелания сдохнуть, и суешь чек продавщице: ох, кажется, семь тортов еще стоят за ней! Есть!!! Взял!!!