Михаил Веллер - Все Легенды

Но фильмов было до фига-а. Отошла сталинская заморозка, вкачали бабло в благо советского народа строителя коммунизма, и стали выпускать сотни фильмов в год. Иностранщина была редкостью; исключением! Хавали родное, и навоз был усеян жемчужинами! Курочка по зернышку клюет, а весь двор в дерьме.

И вот это родное стало приедаться. Партийное целомудрие как-то отягощало. Дети в кино рождались от поцелуев. Тело в купальнике приравнивалось к сексуальной сцене, а сексуальная сцена — к антисоветской диверсии. Кинопограничники с овчарками ничего подобного близко к экрану не подпускали.

Н-ну, разве что иногда в иностранном кино, чтоб показать растленность их падших нравов… ну, и намекнуть, что мы не чужды широкой терпимости даже в этом… Когда Бриджит Бардо спиной к залу вставала из ванны, ряды очей незрячих пучились от невозможности этой картины! Когда обнаженные плечи Трентиньяна и Анук Эме двигались в такт над одеялом — влюбленные пары в темном зале стеснялись смотреть друг на друга; это было беспрецедентно, степень откровенности сладко шокировала…

Своих фильмов было завались, но по части клубнички больше все предлагали вывоз удобрений на поля и выплавку чугуна. И многочисленные внутрисоюзные и международно-социалистические (полумеждународно…) кинофестивали убаюкивали, усыпляли и заставляли грезить в темном зале совсем о другом. Моральная цензура довела воздержанием и намеком потентный народ до того, что ритмичный вход поршня в цилиндр вызывал циничный гогот подростковой аудитории. Да-да, это вам не реклама прокладок, когда вся семья мирно ужинает перед телевизором.

…И вот Ташкент, и жара, и плов, и тюбетейки, и речи, и такой азиатско-социалистический международный кинофестиваль. Оу йес! Фильмы в те времена были хорошие, плохие и китайские. Эти просто боролись за надои в кооперативе и говорили голосами будущих аргентинских мыльных опер. Мыло про борьбу с воробьями и гоминдановцами.

А также вьетнамские, северокорейские, монгольские, египетские и сирийские. А наши-то гении! — шедевры таджикские, узбекские, туркменские, киргизские и казахские. Надо заметить, что расизм в СССР был скрыт не слишком старательно и носил чаще форму добродушной иронии. Типа: «Этих рок-звезд мы объелись, но вот когда вышла ваша обезьяна в полосатом мешке и стала играть на лопате — вот это было да!»

А в жюри сидят московские товарищи вполне правящей национальности и культурной ориентации. Нет-нет, смуглые там в президиумах представляют большинство, но это большинство все больше расположено по периферии плюс один-два в центре, как цветки в клумбе. А руководящее ядро — наши московские товарищи с ленинградским и минско-киевским подкреплением.

И смотрят по пять фильмов на дню. Ужас! Как тут не пить? И пьют, и вступают спьяну в дикие связи, пропадают в городе, теряют копии, растрачивают командировочные и икают в президиуме; и все это вместе и называется кинофестиваль.

От скуки свело судорогой те маленькие мышцы, которые поддерживают веки над глазами. Глаза бессознательные. Лицо обвисло вниз, как у спаниеля или Героя Советского Союза летчика Анохина под восьмикратной перегрузкой.

Показ фильмов сопровождается, естественно, синхронным переводом на русский. По загадочному закону природы: чем хуже и скучнее фильм — тем гаже и дебильнее делается голос переводчика. Интеллигентные люди с высшим университетским образованием вдруг начинают лживо гундеть, бухтеть и жужжать, как трансформатор, который сверлят бормашиной. Каверзная причина в том, что переводчик тоже человек, и если ему что-то сильно не нравится, его эстетическое чувство оскорблено, он презирает свою долю и оплакивает судьбу, и эти вибрации подсознания изменяют голос до непереносимой мерзости. И вот такими голосами они читают перевод фильма. И все понимают, что смотреть и слушать этот ужас — грязная тяжелая работа, и большие деньги членам этой посиделки платят не зря. То есть объем и тяжесть работы мерится степенью накопленного отвращения к ней. Это вообще по-нашему.

Короче, в аппаратной очередной монгольский кирдык. Ала-башлы. Жюри профессионально засыпает с момента наступления темноты. В зале пусто, как на палубе авианосца.

А переводчика — нет!

Ну, обычный момент, остановили ленту, побежала искать. Что-то долго. Тоже бывает. Оргзадержка.

Но в президиуме жюри сидят сегодня особенно серьезные товарищи. Из Министерства культуры. И так далее.