Михаил Веллер - Все Легенды

Строй архитекторов скульптурно застыл с незрячим выражением.

— В синагогу часто ходите?

— Ва-ва-вы… вообще не хожу.

— Отчего же?

— Я комсомолец!.. бывший. Атеист.

— Похвально. Почему не в партии?

— Ты-ты-ты… так разнарядка на интеллигенцию.

— А в рядах рабочего класса трудиться не приходилось?

— П-п-п… пока нет… но я готов… если Партия прикажет…

— Похвально. А почему же книг именно пять, Давид Израилевич?

— Сы-сы-сы… столько влезло.

— Влезло?! Столько?! Ты все суешь сколько влезет? А пореже?! А по роже?! А сосчитать?! А чаще — нельзя???!!! Па-че-му пять!!!

— Ах… ах… ах… можно изменить!.. если надо!..

— Почему — ты — поставил — мне — в Москве — пятикнижие!!! А???

Под полной блокадой мозга архитектор выпалил:

— У Михаила Васильевича пять зубов в верхней челюсти!

Суслов вытаращил глаза:

— Под дурака косишь? Психиатра позвать?

— Челюсть! В стакане! Я увидел! И машинально! — горячечно причитал архитектор.

— Пародонтоз! Стоматит! Возраст! Михаил Андреевич! — с точностью попал в унисон подчиненному Посохин, клацая и трясясь.

— Да вы все что — сумасшедшие?

— Пусть достанет! Пусть достанет! Пусть покажет!

— Да! Я покажу! Я покажу!

Суслов растерялся. Посохин вытащил вставную челюсть. Все дважды досчитали до пяти по наглядному пособию. Дубровский развел руками. Посохин неправильно истолковал движение сусловского пальца и опустил челюсть в свой стакан с минеральной водой. Все были на искусственном дыхании.

Суслов пришел в себя первый.

— Еще что вы собираетесь достать и мне тут продемонстрировать? — поинтересовался он. — Михаил Васильевич, вставьте вашу запчасть на место.

Дубровский взмахами рук пытался передать эпопею творческой мысли.

— Прекратите изображать ветряную мельницу, постойте спокойно.

Выведя из строя руководство Генплана Москвы и отправив его восвояси принимать лекарства, Суслов занялся Московским Горкомом. При нем городским властям и в страшном сне не пришло бы в голову называть себя «правительством Москвы». Новые либеральные времена не предсказывали даже фантасты. Услышав оборот «правительство Москвы» при живом государстве с вменяемым правительством во главе, бдительный и принципиальный Суслов не успокоился бы до тех пор, пока городское руководство не было распределено поровну между золотодобытчиками Колымы и лесозаготовителями Коми.

— Товарищ Егорычев, по каким местам Арбата намечено проложить новый проспект?

На доклад ходили подготовленными полностью.

— Малая Молчановка, Большая Молчановка, Собачья Площадка.

— Странная подоплека. Интересный контекст. Вот такая девичья фамилия правительственной трассы. Это намек?

Осознавая начало экзекуции, товарищ Егорычев профессионально одеревенел.

— А как вам эти книжечки? — Суслов щедро указал на макет.

— Мы с товарищами предварительно одобрили… коллегиально. Есть протокол.

— Протокол — это хорошо. Думаю, это не последний ваш протокол. Кстати, про протоколы сионских мудрецов никогда не слышали? Сейчас я вам кое-что разъясню.

После разъяснения товарища Егорычева хватил инфаркт, а после инфаркта его отправили на пенсию. А первым секретарем Горкома стал товарищ Гришин.

Главный архитектор оперировался по поводу обострения язвы желудка, Генплан месяц пребывал в состоянии инвалидности разных степеней.

— Мы одобрили ваш проект, — убил всех Суслов. — Красиво, современно, экономично: молодцы. Ставим на Калининском четыре «книжки». Этого достаточно. Вы согласны, товарищи?.. А деньги, уже отведенные бюджетом на пятую… пятое, пойдут на высотное здание СЭВ: потребность в нем давно назрела. Его следует отнести в сторону, изменить, сделать повыше… — Изрекая соломоново решение, он жег мудростью.

И лег обратно в больницу восстанавливать растраченное здоровье.

Дубровского поощрили премией и уволили по сокращению.

А там, где Арбат выходит к Москва-реке, в рекордные сроки возвели 31-этажное книжно-крылатое здание Совета Экономической Взаимопомощи братских соц. стран, в котором ныне трудится не разгибаясь на наше благо мэрия Москвы.

Кино прикончило театр. Первый луч кинопроектора был как блеск бритвы, перехватившей горло великому и древнему искусству. Зачем переться в душный зал, если можно в звездном исполнении и грандиозном антураже с достоверностью рассмотреть то же самое? Держась в темноте за руки и жуя ириски. Кино отобрало у театра всё: героев, интригу, страсти, развлечение и философию. Добавив от себя крупные планы, безумные трюки и красочный монтаж.