Хелен Расселл - Привет, викинги! [Неожиданное путешествие в мир, где отсутствует Wi-Fi, гель для душа и жизнь по расписанию] [litres]

– Мне уже слишком много за тридцать, чтобы спать на полу, – ворчу я.

– Вообще-то это земля, – уточняет Мелисса. – И формально тебе уже почти сорок.

Я бросаю на нее взгляд, от которого она тут же замолкает.

Пока мы постепенно приходим в себя, Марго предлагает выйти и заняться «разведением костра».

– Честно скажу, я тоже не такого ожидала, записываясь на мероприятие, – признается Триша. – Думала, тут будет парочка персонажей типа Мадса Миккельсена. Или много мускулистых людей, стругающих доски. Ну, может, сражение на мечах. Но не это. Такого не ожидала.

Она похлопывает пальцами кожу ниже глаз, чтобы «спустить мешки», как она выражается, и начинает делать ряд странных упражнений для лица, отчего становится похожей на актрису, выполняющую какой-то странный дубляж. («Что? Внешне-то все в порядке, но всем нам не помешает структурная поддержка после какого-то возраста…»)

– Думала, тут будет куча пирогов и закусок, но что есть, то есть, – говорит Мелисса. – И все же немного возбуждает, правда? Попытаться жить, как жили наши предки сотни лет назад…

Мне хочется спросить: «На надувных матрасах с надписью «Сделано в Тайване»?», но я уже полностью потеряла аппетит к саркастическим комментариям.

Триша трясет головой, и мне приятно думать, что хоть кто-то разделяет со мной отчаяние по поводу всей этой «викингской» авантюры.

– Скучаю по перине и шелковым наволочкам, – мечтательно говорит она. – И по наружному кофе.

– Наружному кофе?

– Ну который не домашний, а навынос, в бумажных стаканчиках.

– А, – киваю я. – А я скучаю по своему телефону, – признаюсь я и поспешно добавляю: – И по детям тоже. Конечно же.

– Да-да. И по собакам. – Затем Триша, похоже, тоже сверяется со своим внутренним списком: – И по сыну.

– Ого, у тебя собаки? – навостряет уши Мелисса.

И это все, что она расслышала из списка приоритетов Триши? Какие-то паршивые собаки? Меня заинтриговала родительская жизнь Триши. И вообще, как у нее все устроено дома. Но Мелиссу, похоже, это совершенно не интересует.

– Какой породы? – спрашивает моя сестра.

– Четыре ши-тцу, – расплывается Триша в улыбке.

– О… – разочаровано тянет Мелисса.

Подозреваю, что она надеялась на что-то более крутое.

– А твой сын? – вырывается у меня вопрос.

– Эд? О, с ним все в порядке. Он уже вырос, но такой милашка, правда-правда.

Я не самая лучшая мать, но тем не менее нахожу странным такое описание ребенка… Будь я нормальным, способным как следует общаться человеком, я бы потребовала предоставить какие-то дополнительные сведения – например, сколько баллов он получил на общем экзамене в школе, или что там еще спрашивают люди в таких ситуациях. Но я не такая. Поэтому я не спрашиваю.

Вместо этого, все еще находясь в одежде, в которой приехала, я скидываю одеяло и пробую пошевелить онемевшими ступнями. Изо рта у меня вылетает пар, потому что у нас не хватило времени и сил придумать что-то похожее на дверь в убежище, будь то библейский валун или что-то еще. Поэтому достаточно просто пригнуться под опасно наклоненным стволом, чтобы официально оказаться снаружи. Триша с Мелиссой следуют за мной, и мы толчемся у успешно раздутых Марго углей, пытаясь вобрать в себя как можно больше драгоценного тепла.

Триша как раз отхаркивает какую-то вязкую, судя по звуку, мокроту («Бросила курить три месяца назад. Легкие только-только начинают отходить», – объясняет она), когда появляется Марго, бледная и с походкой, как у Джона Уэйна [13] Джон Уэйн – знаменитый голливудский актер, герой многочисленных вестернов. ( Прим. ред .) .

– Что случилось? – спрашивает Триша, а Марго тут же краснеет до корней волос.

– Муравейник. Не там присела, ну вы понимаете… – выдавливает из себя она.

– Ой!

– Я думала, тут нет опасных насекомых, правда? – смотрю я на Мелиссу.

– Вряд ли они могут убить, просто немного позудит, и все, – отвечает она.

– У всех такое бывало, – говорит Триша и сжимает челюсть, вспоминая.

К половине шестого, судя по старомодным часам Мелиссы, которые она носит вместо модного смартфона, костер разгорается в полную силу. Мы постепенно согреваемся с восходом солнца, лучи которого пробиваются сквозь листву.

Я потираю ладони, наслаждаясь тем, как к пальцам возвращается чувствительность, но мою мечтательность прерывает Мелисса.

– Дай-ка помогу, – говорит она, и я понимаю, что помимо отказа от уединения я вынуждена смириться и с полным отказом от представлений о личном пространстве. – У тебя всегда было плохое кровообращение. Тебе это досталось от мамы.