Лидия Сычёва - Мёд жизни [litres]

– Садись, садись, – заприглашала баба Галя гостью, и та легко присела на старый стул.

– Ну чё, чё ты? – со стыдливым выражением на лице, бабе Гале совершенно не свойственном, спросила она.

– Да чё… – задумалась на секунду посетительница, видимо, не зная, с чего начать разговор. – Что ж, Ванька-то твой пьеть (имелся в виду сын бабы Гали, который жил в городе)?

– Пьеть, пьеть, – почему-то радостно сообщила баба Галя. – Он же, гляди, у меня здоровый, ему бутылка ничего не значит. Так что по улицам не валяется, – с гордостью заключила хозяйка.

Алка помолчала. Потом вкрадчиво продолжила:

– Ну а твой как?

– Ничё. – Баба Галя потупила взор, как бы смущаясь своей лебединой семейной песни.

– Это наши последние женихи, – вздохнула Алка, – нам уж на седьмой десяток, большого выбора теперь нету.

– Да-да, – горячо поддержала её баба Галя. – Какие они, годы? Уже ни на чердак, ни в погреб не залезешь. Вот я и приняла в зятья Викентича. Он мне говорит: «Пропиши». А я ему: «Викентич, я ж подохну, а ты возьмешь в мой двор чужую, дети и будут меня проклинать». – Она всхлипнула, как бы заранее переживая такой поворот дела. – А с другой стороны, не прими я его, как жить?! – баба Галя возвысила голос. – Дети, и Ванька, и Валька, в районе, у них семьи, я там не нужна. А он и «скорую» вызовет в случае чего, и стакан воды подаст, и все, все. Конечно, ругаемся, бывает. Он кричит: «Я тебя докормлю, такая-сякая!» А я на него пру. Орем друг на друга и тут же балакаем.

– А пенсии как же? – заинтересовалась гостья.

– В общий котел, на его книжку кладем. В случае чего, если я помру (я ж купила пять метров материи на гроб у цыган, – попутно похвасталась баба Галя), ему хоть деньги достанутся; ну а я детям наказываю: вы его не прогоняйте, нехай он тут живет, если что. И хату вам посторожит.

– А где ж сам-то?

– Свиней покормил, так лег в кухне отдохнуть.

– А… Тут вот какое дело. – Алка оглянулась, будто высматривая, нет ли в хате посторонних. – Я слыхала, на вашей улице баба молодая померла.

– Да-да! – Баба Галя обожала просветительскую миссию и даже заерзала в предвкушении долгого рассказа. – Оля померла от рака кишечника. Так она высохла – страсть! А брал её Степка Вобленков с ребенком – она нагуляла по молодости. – Баба Галя снизила голос и прибавила скорбно-обличительных интонаций: – Мальчик, года четыре ему было. И вот Степка привел эту Олю в хату и говорит ей: «Видишь, какой порядок?» (А у него мать нигде не работала, только хату наряжала.) Она говорит: «Вижу». А он ей: «Чтоб всегда тут так было, запомни!» А она ж с дитем, и на работу устроилась телятницей, и дома хозяйство: две коровы, два телка, три свиноматки с поросятами, птица всякая. Да… – Баба Галя сочувствующе охнула. – А свекрови дюже не понравилось, что Степка взял бабу с дитем чужим. Прямо поедом стала её есть. А Оля женщина была порядочная, – баба Галя всхлипнула и перекрестилась, – ну, грех был по молодости, ну чё ж, убивать ей этого мальчонку, что ли? И она страсть как старалась в семье все делать; я видала раз – сено они убирали, хватает на вилы как мужик. Потом у них со Степкой девочка родилась, а свекровь вроде хотела парня… Как будто это магазин какой – чё Бог дал, с тем и живи! – баба Галя угрожающе возвысила голос до крика. – Девочке года не было, Оля вышла на телятню. А свекровь с дитем сидеть не хочет, мальчишка эту девочку нянчил. А Оля на работе надорвалась и всю зиму пролежала неподъемная. Врачи ходили, опиум кололи. А запах от неё страшный стоял… Ну и померла она, – баба Галя вытерла набежавшие слезы, – померла, а Степка через неделю машину купил легковую, пригнал с Тольятти за большие тысячи. Туда-сюда на ней, прям неудобно, вроде как рад, что с Олей развязался. Или смерти её дожидался, чтоб машину купить?!

Наступила скорбная пауза. Наконец гостья задумчиво спросила:

– А хозяйство как же?

– Так сдал же хозяйство, машину купил, а за мелочью всякой мать ходит да сестра его тут, в проулке, живёт, корову доит да за дитём приглядывает.

– А мальчик где ж? – продолжала выпытывать Алка.

– Ой, соседи бают, – баба Галя снизила голос, почти зашептала, – мальчик походил-походил по двору, по огороду и говорит: не, чужой я тут, пойду к бабе. Забрали его Олины родители на воспитание.

– Ну а чё ж, эта свекровь дюже строгая? В годах или нет? – не унималась гостья.

Баба Галя учуяла в этом вопросе какую-то особенную важность для Алки, но учуяла не умом, а интуицией. Глазки её блеснули: