Лидия Сычёва - Мёд жизни [litres]

Я мгновенно вскочила, побежала в прихожую, откуда она меня звала.

Может, так она прощалась (её душа) с домом, со мной?

Я думала о том, что для последовательных атеистов не так страшна сама жизнь, как страшна их смерть для родственников. Каково родным без обряда отпевания, девяти дней, сорока? В обрядах, в заботах, в людях чуть растворяется печаль.

После сорока дней вдруг ощутила я полное (почти) спокойствие. Пришла уверенность: душа моей мамы не оставлена Господом.

Инсульт ударил её на пороге дома, на том самом месте, где она зимой просила сфотографировать их рядом с отцом.

Помню, как машина с гробом заезжала в открытые ворота, и отец плакал: «Ну, приехала домой хозяйка!»

Сколько жизней чувств, скорби, пронеслось в моей душе и умерло. В зрелости всё видится и понимается совсем не так, как прежде. А в моей маме, словно от рождения до последнего вздоха, жила одна жизнь, как река. Только пейзаж её берегов менялся.

Страдание так всколыхнуло во мне всё, что взор мой на мир помутился. Так в бурю, в ливень заливает стекло автомобиля, и водителю кажется, что он не узнает округу. Всё изменилось. И всё – осталось. Гребешок для волос, «Архив», открытки, халаты, чашки… А её – нет.

В жизни моей мамы с юности жила романтическая мечта. Она не осуществилась. Когда говорят «глубоко несчастна», это значит, что тоска и боль спрятаны глубоко-глубоко в душе. И по повседневному поведению о них даже не догадаешься. А о мечте я сужу по тому, как она берегла книжку «Отчий край», которую читала пятьдесят лет назад.

В ней было удивительное стремление к тщательности, к качеству, за что бы она ни бралась: шитье, побелку, варку борща, охорашивание могилки, посадку картошки, прополку огорода, строительство погреба и пр.

…Умерла – пел соловей.

Стол, тумбочка, телевизор. На железной кровати по её указанию я красила «шишки», обои – она выбирала… Для чего же все-таки дана человеку жизнь? Неужели только для приниженных материальных достижений? Наверное, да. Но эти достижения, во-первых, должны быть трудовыми, а во-вторых, они должны быть не для похвальбы или излишества, а для дела, для жизни, для развития семьи, блага детей. Потому что быть совсем уж «духовным» в наше подлое время – это чересчур.

Мама при пенсии в 850 рублей никогда не казалась бедной. Напротив, она всегда была удивительно щедрой. Деньги находила для внуков, для церкви, на машину зятю. Всегда у неё для всех был гостинчик. «Конфетики», «мармелады», «прянички», «пирожочки»… Удивительное гостеприимство при том, что она жила очень бережливо и скромно (для себя).

Но был, был одно лето «загул», когда купили сразу телевизор, тумбочку под него, холодильник, газовую плиту, люстру. Машины четыре дня подъезжали от разных магазинов, сгружали купленное.

Это чувство довольства длилось недолго – вскоре (уже осенью), мы узнали, что у сестры рак.

Не помню, как прощались мы в последний раз, зимой. Кажется, не особо нежно – я боялась, что мама расплачется. Была уверенна, что все будет хорошо. Ошиблась… Приехала, увидела эти щеки – красные яблоки. Легкая ли это смерть? Наверное, да. Никому не надоела.

…И навалилась на меня тоска.

Наша убежденность – просто весьма высокая степень заблуждения. Вера – следствие убежденности – счастье. В состоянии убежденности у человека есть точка опоры, посох, с помощью которого он идет по болоту жизни. И вдруг – посох выпадает из рук. Полная растерянность.

Кто же прав: те, кто убеждены, или те, кто во всем сомневается?!

Убежденность, заблужденность… А главное, непонятно, почему умирает человек.

А иногда мне кажется, будто безверье отбрасывает человека к каким-то началам, азам. Вера, напротив, иногда даже помимо воли человека поднимает его на высоту. Но вот вопрос: почему вера, убежденность иногда вдруг иссякают? Словно уходят в никуда.

Мне кажется, что люди живут сегодня в безверье безвременья. Но вдруг это только мое личное состояние, которое я невольно распространяю на всех?

«Время мертвых». Когда человек испытывает столько потерь, сколько испытала я, он начинает жить воспоминаниями, прошлым, он словно выбит из сегодняшнего времени, которое ему не оседлать. Начинается время мертвых.

Иногда я думаю: может, никакой загробной жизни нет, а есть жизнь их душ уже после смерти в наших воспоминаниях, где мы в своих мечтах создаем им «самые лучшие условия»? Может быть, это и сбывается?