Степан Гаврилов - Опыты бесприютного неба [litres]

Вас, о страждущие, будут презирать и гнать как фриков позорных из всех тусовок и городов древних! Стойко переносите все эти обломы, ибо не ведают и ведать не хотят эти позеры! Растворяйтесь в потоке жизни и шлите лесом тех, кто советует вам делать это. Пишите плохие стихи и никогда – хорошие, ибо писать хорошие стихи – есть ремесло куда более постыдное, чем раздавать на улице флаеры с телефонами блудниц. Ибо только прощелыги и недостойные не имеют в телефонной книге телефона блудниц. Соединяйтесь в одно, но не теряйте данного вам, качайте на торрентах и обходите блокировки Роскомнадзора! Скачайте и послушайте, наконец, все, что выпущено было на британском лейбле Warp! Помните, дух дышит там, где хочет!

На этих словах два лысых парня поднесли к нему водный, он прижал губами горлышко пластиковой бутылки, утопил ее донизу, потом посмотрел куда-то вверх, выдохнул и продолжил:

– И главное: ревнуйте о том, чтобы иметь свой собственный голос! Вы, усталые дети нового дня, никому не нужные, принимаемые за отходы человеческой массы, презираемые как примитивный народ, как тупиковая ветвь эволюции, хотя я в нее не верю, потому что херня собачья ваш Дарвин! Вы, священные люмпены без нужд и причин, сор земли, вы, жадно наливающие себя веществом существования, странники в ночи, донкихоты и вечные жиды, негры, татары, коми-пермяки, аламуты и арии! И да придет тот день, когда заговорите вы своим голосом! Не верьте никому, никогда не голосуйте на выборах – ни за левых, ни за правых, ибо все есть симуляция третьего уровня. Бойтесь бифуркации, ищите целостности и будьте едины. Не пытайтесь познать всех чудес природы, но и не отгораживайтесь от великого знания силы. Ошибайтесь, но не забывайте про УК РФ, ибо суки эти в натуре задолбали уже меня. Ищите и, может быть, обрящете, – тут он немного задумался, – нет, точно вам говорю, обрящете! На свете счастья нет, но есть покой и воля, и ничего общего с волей как представлением это не имеет.

К нему поднесли знакомый мне предмет – квадратную доску, накрытую серым льняным полотенцем. Он снял полотенце, под ним оказался большой круглый торт зеленого цвета.

– О-о-о! – протянула толпа и затрясла факелами, хоругвями и фонариками.

Мужичок спустился по лестнице и своими жилистыми пальцами принялся ломать торт. Люди, стоящие возле, передавали липкие кусочки друг другу и тут же жадно засовывали их во рты.

– В зачаровывающей, отчаянной рефлексии да не уто́нете! – прокричал Отшельник.

Кто-то дал мне небольшой кусок крепкого теста, пахнущего сладким лесным перегноем.

– И да, – сказал Отшельник жующей толпе, – уберите завтра за собой!

Пружинами отозвалось все, реверберацией зазвучали цвета. Дэн достал бонго и стал играть риддим этой ночи, вместе с человеком-кустом, играющим на гитаре. Звучала ночь Наябинги. Как любовь парижской весной 68-го, как движение камеры в финальной сцене «Профессии – репортер», как чужие фотографии из Крыма, как длинный проигрыш в Light My Fire – все сломалось и танцует. Первичный бульон, чайки, плески воды. Прекрасные зигзаги осени, эквалайзер гор.

Растворялась тьма. Манящее к соитию, беспризорное небо, вымирающее, беззаветное небо Нового Адама показалось вверху. Небо, в которое нам предстояло войти. Войти, как Гагарин, смеющийся над позитивизмом атомного века. Кем мы были? Безногими существами, выброшенными на берег возле Мирового Океана. Океан принимал рассвет – чистил рассвет водную гладь, как столяр рубанком – свежее полено. Плескали стружки-волны. В полумраке я встал и пробрался через лежащих на коврах и спальниках. Я вышел в лишенное рассудка утро этой сумасбродной осени к самой кромке воды, к концу суши, за которой начинался бескрайний Мировой Океан Уральского Озера. «Нет такой птицы, чтобы своим крылом излишне воспарила».

Мы уселись с Ариной возле костра, она достала сандаловую коробочку – маленькую, помещающуюся у нее в ладони, открыла и повернулась к парню в очках, читающему книгу. Я разглядывал турецкие психоделические огурцы на его рубашке, эти узоры меня очень занимали. Молчаливым жестом Арина попросила у него книгу.

– Меня зовут Андрэ. Если вам будет угодно.

Он протянул ей книгу – карманное издание сартровской «Тошноты». Из своей сандаловой коробочки Арина вынула пакетик с белым порошком и сделала на обложке две тонкие, как волосинки, длинные белые нити.

– Вы, случайно, не в курсе, что там, в лесу, вчера происходило? Я слышал, звали трубы, – прогундосил парень.