Димитр Коруджиев - Невидимый мир

Глубоко в душе не очень верил Старик собственным мыслям. В таком состоянии не смеет человек себе обещать ничего, только думает: «Если и теперь ничего хорошего не случится, хотя бы разберемся как люди». Но едва различимы стали лица идущих, все внутри него ожило от неискоренимой надежды.

И Старик, в такт ускорившемуся дыханию, приговаривал завороженно «да, да, да…», соглашаясь на любую весть, которую мир решил наконец послать ему сквозь внезапно выросшее между белым платком и группкой мужчин пространство, вобравшее в себя и дали гор, и неведомые города.

Перевод Н. Смирновой.

Я стоял в темноте у окна (живу я на шестом этаже, подо мной — стадо маленьких домишек) и думал об одной из своих больных, точнее, о том, что сегодня ночью ей необходимо быть спокойной. Простор передо мной внушал мне веру. Я надеялся, что в эту минуту помогаю ей. Хотя есть ли такое послание одного духа другому, которое не могло бы сгореть в сети электроогней? «Я опасаюсь только этого» — именно так я себе и сказал. С некоторых пор я стал приучать себя заменять все выражения беспокойства их смягченными вариантами; более того, я подыскивал оттенки, искал слова, которые слегка посмеивались бы сами над собой. В «опасаюсь» что-то подобное как раз и заключено. А сло́ва с основным значением — «боюсь» — я уже давно не произносил.

Странно, но я действительно не боялся, несмотря на то одиночество, на которое вот уже два года обрекает меня мое железное самовоспитание. Я не знаю никого, кто бы еще этим занимался. Не многие способны оценить сладость самоанализа. Вот раньше я сказал бы в только что приведенном объяснении: «…слова, которые чуточку посмеивались бы…» Заметьте — «чуточку», а не «слегка», как сейчас. Тогда я был более артистичен, меня радовали очаровательные завитушки. Я всем старался угодить. Другими словами — был человеком без цели.

Я отошел от окна. Ничего больше для моей больной я сделать не мог. Передозировка тоже приводит к нежелательным последствиям. Я зажег свет, растянулся на тахте и замурлыкал — как всегда, когда я расслаблялся, — нечто очень банальное, устаревшее и глуповатое, а именно «О-о, Рози» — песенку, о которой нынешние молодые даже и не слыхали. Допускаю, что где-то в моей комнате, может быть под тахтой, притаились, прижавшись друг к другу, штук сто таких фальшивых «О-о, Рози» с виновато ухмыляющимися мордашками. Фальшивить я научился виртуозно, увлекаясь и развлекаясь тем, что калечил эту простенькую мелодию, так же как я развлекался, едва заметно деформируя все чисто материальные или простейшие духовные контакты. Реакции эти я считал своим достижением, ибо больше не вкладывал в них досады и озлобления. Они были столь мимолетными, что презрение мое удовлетворялось, а другим я казался просто чудаком. Мое презрение! Единственное, чем я до сих пор не сумел овладеть! Единственное, что все еще требовало от меня близких к артистическим карикатурящих реакций! Иногда мне чудилось, что я его вижу — вот оно, совсем рядом, точно разверстая пасть, в которую я должен бросать пищу. Я подлизывался к нему, боясь, как бы оно не вспомнило, что два года назад я был другим человеком, и не обратилось против меня. Я надеялся, что уловлю тот миг, когда эта опасность пройдет, и закрою пасть рукой, как закрывают глаза покойнику. Тогда мое презрение переродится в нечто высшее, нечто, чему еще рано давать определение.

Образ моей больной отдалился от меня. Завтра, в воскресенье, у меня выходной. Только в понедельник я узнаю, как она чувствовала себя этой ночью. Странная это была пациентка. Когда ее привезли, санитар сказал, что видел на ее ночном столике Ветхий завет и книгу Энгельса.

Я уже сказал — то, что я представляю собой сейчас, создавалось в течение двух лет. Несколько месяцев назад я впервые испытал истинное уважение к самому себе. Может быть, это было так называемое «счастье» — не знаю, пустое и неопределенное это слово внушает мне отвращение. Произвольно упавший с неба подарок, случайно ниспосланная милость — вот что означает унизительный вопль: «Это такое счастье!» О чем, в сущности, идет речь? Об очередной издевке! О еще одном подтверждении своей неуверенности! То, что испытал я, было моим достижением, к которому я шел, невзирая на условия, одинаково принимая и удачу, и отсутствие удачи. Моей целью было достойное поведение.