Димитр Коруджиев - Невидимый мир

Нравственными исканиями заняты и герои повестей Д. Коруджиева. Повесть «Коридоры в дожде» в силу своего лирико-медитативного склада философски озвучивает многие поднятые в новеллистике писателя проблемы. Более просторные, чем в рассказе, жанровые рамки позволяют полнее раскрыть духовный мир героя, только что получившего диплом учителя литературы и мечтающего превратить каждый урок в «проникновение за очевидное». Многие дорогие для него мысли и чувства автор, лишь на десятилетие старше своего героя, вкладывает в описание этой интенсивно живущей честной молодой души. И вполне убедительно звучит в устах героя символ веры, обретенный в долгих и трудных духовных поисках: «Величие человеческих усилий состоит в полной отдаче другим бескорыстно достигнутого тобою совершенства».

С этим вполне бы мог согласиться врач-психиатр, герой второй повести Д. Коруджиева — «Сомнения», хотя сам он пытается достигнуть совершенства (с целями тоже благородными) лабораторным путем. Конфликт, на котором строится эта столь нетрадиционная повесть, вполне традиционен: борьба живой жизни и мертвой схемы. Вступивший на тернистый путь нравственного самостроительства, герой Д. Коруджиева оказывается на перепутье, хорошо знакомом и русской литературе, не раз убеждавшейся в естественно-жизненном, а не умственном происхождении добра. Мучающее современного психиатра сомнение в возможности рационализировать добродетель в очень похожей форме переживал, к примеру, Гончаров, оставивший в книге «Фрегат „Паллада“» интересные размышления о двух типах добра. «Может быть, это все равно для блага целого человечества: любить добро за его безусловное изящество и быть добрым, честным и справедливым — даром, без всякой цели, и не уметь нигде и никогда не быть таким, — или быть добродетельным по машине, по таблице, по востребованию? Казалось бы, все равно, но отчего же это противно?»

Именно этим вопросом начинает томиться и «добродетельный по востребованию» герой Коруджиева и потому не особенно удивляется, услышав его от других. Окружающие не хотят принять его рационалистической, ограниченной «железным самовоспитанием» доброты, отказываются укладываться в те жесткие формулы, которые он, «настроенный только на тягостное или тривиальное», для них заготовил. К тому же рядом обнаруживаются упущенные героем варианты его прежнего «я», отнюдь не помышляющие упрощаться, как назначил себе герой повести. Эти люди — блаженные или мудрецы, овладевшие тайной благородства, доброты и терпимости к людям?.. — невольно задумывается он.

Жизнь, как это случалось со многими литературными предками героя, побеждает рациональные выкладки: он убеждается, что целей, которых он добивается рассчитанным, а в конечном счете суррогатно-облегченным путем, другие достигают более естественно, хотя и более выстраданно. На последних страницах герой вступает в новый круг — нерассуждающей, естественной человечности и сострадания к людям, необходимых, по мысли писателя, для всякой подлинно живущей души. В автобиографической повести «Из воспоминаний вечного рядового» Д. Коруджиев выскажет это прямо, от собственного лица: «Во всяком случае, доброта не рождается из способности абстрактно мыслить. Она выше интеллекта. Она равнозначна творческой интуиции».

Повесть «Сомнения» — история благородного заблуждения. Но не только, иначе она была бы еще одной вариацией — пусть даже удачной — на вечную тему. Герой не просто заблуждается на глазах читателя, он на глазах читателя исследует человеческое сознание с точки зрения его формализации или жизнестойкости, ставя опыт (в повести это мотивировано профессией героя) на самом себе, пытается решить один из самых важных вопросов социальной психологии. Его цель — «достойное поведение», подлинное, совпадающее с внутренней установкой, лишенное малейшего намека на фальшь, то есть поведение социально ценное. В самой его позиции, очень современной — альтернативной, открытой, направленной на жизненную практику, — уже заключена возможность исправления ошибки, ведь жизнь для него «постоянное испытание достигнутого». И повесть, написанная очень динамично (повороты мысли держат читателя в таком напряжении, как иной остросюжетный роман), перерастает в итоге в утверждение плодотворности творческого сомнения.

Проблема творческих возможностей духа, его жизнестойкости очень важна и для самого автора. Автобиографическая повесть показывает, насколько близки писателю нравственные искания его героев. Он тоже в непрекращающейся борьбе за «стройность сознания» — за установление гармонической связи с жизнью: «Скромный и внутренне гармоничный человек получает, и притом самым естественным образом, куда более дорогую награду, чем тот, кто как нож врезается в жизнь».