Игорь Шестков - Собрание рассказов в двух томах. Том 2. Под юбкой у фрейлины

Форма и протекание заболевания зависят, конечно, от состояния пациента, его возраста, работы и прочих факторов. но в самом возникновении геморроя у эмигрантов из бывшего СССР — виновата современная Россия и лично ее президент, эту болезнь олицетворяющий. Я, к сожалению, особенно последние два года — годы аннексии Крыма, военной интервенции в Донбассе и резкого ухудшения политического климата в и без того обезображенной коррупцией и жестокостью стране — о России думал часто, слишком часто, переживал, скрежетал зубами от бессилия, комментировал путинские гнусности в интернете… и вот… получил геморрой… на свою задницу. Додумался. Допереживался. Докомментировался. Месяц мучился, надеялся на то, что само пройдет. Так, наверное, думают и многие честные и добрые россияне о Путине и путинщине. Само пройдет. Не пройдет, и не надейтесь!

И мои анальные страдания сами не проходили. Пришлось искать платного врача (бесплатных так мало, что записывают на прием через семь месяцев… а к этому времени пли ишак сдохнет или султан умрет). Нашел врача. На Фридрихштрассе практика. У музея «Чекпойнт Чарли». Созвонился.

Приходите завтра в три.

Прекрасно! На следующий день — отправился. В кишке так жгло и свербело, что на Берлин и его обитателей даже не взглянул. Скорее, скорее… Когда шел по Фридрихштрассе — подвергся нападению двух дерзких цыганок. Как прилипли. паршивки. Суют мне в лицо какую-то бумагу с подписями, лопочут что-то по-своему и щупают мою куртку, бумажник ищут. Ну, я не лыком шит, заорал на них громко так, так громко, что вся улица на нас посмотрела:

— Хаут аб! Вэг!

Отцепитесь, мол. и катитесь… Испугались, вроде. Но как отошли от меня шагов на двадцать, повернули ко мне свои черномазые образины и злобно что-то прокричали. И, хотя я их наречие не понимаю, смысл их угроз я понял. Они кричали:

— Мы еще встретимся… еще встретимся… берегись!

Как же я ненавижу этих навязчивых попрошаек! Дашь им евро, им мало, требуют еще. Не дашь — такую рожу скорчат, как будто ты их ножом пырнул… и в глазах их черных — бешеная злоба.

Вошел в практику. В регистратуре — вежливая пожилая дама, слегка впрочем смахивающая на миссис Пикман.

Ни одного пациента! Это потому, что сотню надо выложить за первый прием. А у меня в районе, где только пациенты с государственной страховкой проживают, чтобы попасть к обычному врачу-терапевту — три часа надо в очереди отсидеть. Духота. Кашель. Дети орут. Сестры осатаневшие бегают. Врачи перегружены работой. Нервные, замученные. Социализм…

А тут — огромная комната ожидания, и ты в ней один. Кресла. Журналы. Аквариум с золотыми рыбками. Тишь да гладь… Только сидеть, даже в мягком кресле, когда у тебя геморрой, все-таки очень больно. Через несколько минут вышел ко мне врач и представился: «Барток».

Батюшки! Венгр. И похож на автора оперы «Замок герцога Синяя Борода»…

Обходительный, седой, уютный дедушка. Пригласил меня в кабинет. Рассказал про геморрой. Показал ужасную картинку. Подробно опросил меня о симптомах и пригласил лечь в хирургическое кресло.

Хорошо теперь понимаю, что испытывают несчастные женщины у гинеколога. Минут двадцать пять он меня обследовал, совал в меня всякие холодные железяки, утешал, уверял, что ничего страшного у меня нет…

Потом опять пригласил сесть за стол, рассказал о том, что мне надо есть, как пользоваться мазями. Порекомендовал аптеку. Пожал руку. Заметил, что неплохо было бы показаться еще раз. через шесть недель… Еще полтинник.

Я вышел от доктора Бартока успокоенный и почти вылечившийся, давно заметил, что болезни, также как и пациенты, боятся врачей и иногда отступают перед ними еще до начала лечения. С удовольствием заплатил миссис Ппк-ман сотню. Договорился о следующем термине. Хотел уже было покинуть практику. Но тут…

Что-то треснуло, хлопнуло. Или разорвалось. Молния зеленая сверкнула. Ишак чихнул. Бабочка села на одуванчик. Дурак родился. В моей судьбе произошел глобальный сбой. Булшит.

Трудно описывать то, что не понимаешь. Я не знаю, что произошло. Но впечатление у меня было такое, как будто фильм моей жизни, до этого момента мерно скользивший через колесики какого-то космического кинопроектора вдруг — неизвестно почему — застрял. По экрану расползлось зловещее желто-коричневое пятно. Пленка вспыхнула, по кинозалу пополз ядовитый дымок. Публика стала свистеть и топать ногами, а киномеханик выключил свою аппаратуру для срочного ремонта…