Игорь Шестков - Собрание рассказов в двух томах. Том 2. Под юбкой у фрейлины

Раз в две недели скряга Пратт давал им ключ от душевой кабины для шоферов. Заставлял их мыть посуду после совместного обеда членов правления типографии. Тарелочки звяк-звяк-звяк и капут…

Умывались и чистили зубы они во дворе, там был кран, из которого текла чистая морская вода. А утекала вода в пресную решетку под краном. Воду кипятили — на воняющем керосином примусе, стоящем на маленьком столике под окном, там же Лино готовил себе бутерброды из купленных в типографском ларьке хлеба и колбасы. Делился этой нехитрой стряпней с Верзилой-Бобби. Верзила неохотно брал бутерброд, откусывал от него кусок и мгновенно глотал, не жуя. И никогда не благодарил Лино или вышестоящих товарищей. Говорить Верзила, по-видимому, в каптерке разучился… или никогда неумел… Лино впрочем ине хотел с ним разговаривать. Хотел высунуть навсегда свой родной язык, выкинуть наконец из головы осточертевшие слова, заменить их танцующими кроликами, крепенькими орешками.

Однажды ночью Верзила-Бобби неожиданно заквакал. Громко и ясно как день.

Он несколько раз повторил: «В ту ночь Александру приснилось жемчужное ожерелье. Квак-квак-квак!»

Не спящий Лино, считающий кузнечиков на своем животе, был так ошарашен, что не сразу понял, что Верзила имеет в виду. А когда понял, спросил, с трудом припоминая и соединяя слова: «О чем это ты. Бобби? Какому Александру приснилось? Македонскому, что ли? Или императору всероссийскому? Королю Шотландии? Или брату Молона?»

Верзила продолжил: «Будто идет он по песчаному пляжу. Идет и идет, и вдруг видит жемчужное ожерелье. На песке валяется. Жемчуга — в три ряда. И бриллиантовая застежка. А рядом с ним сидит тетушка Петуния в шезлонге, пьет как всегда после обеда свой Арманьяк. Тетушка Петуния спрашивает Александра: «Ты не знаешь, дорогой кузен, сколько лет я тут сижу?» Александр отвечает: «Ты сидишь тут с тех самых пор. как ты умерла в своем задри-паном шато, а я украл у тебя, мертвой, это жемчужное ожерелье».

Бобби проснулся и, подавленный перепетиями судьбы, больше ничего не говорил. Только искал глазами мастиго-проктуса пожирнее.

А Лино упал в объятия пьяной вакханки и успокоился. И даже не кричал больше по ночам: «Хочу, чтобы все было как раньше! Тритатушки тритата».

Как приятно и весело жить на родине, общаться с соотечественниками, говорить на родном языке и вдобавок — въехать в новую, чистую двухкомнатную квартиру с молодой женой-милашкой!

Комнатки у нас правда небольшие, крохотная уютная спаленка, пятиметровая кухонька со шкафчиком, столиком и двумя табуретками, на стене картинка — портрет кота, вместо правого глаза у него — окошко, сквозь которое видны волшебный пейзаж с королевой и фламинго — из «Алисы в стране чудес», и гостиная, в которой едва уместились книжные полки, два кресла, стол и диван. Все это, правда, не новое и не шикарное, потому что жена не работает, а моей зарплаты служащего туристического агентства едва хватает на то, чтобы сводить концы с концами.

Шеф сказал недавно мне и напарнику: «Чтобы лучше жить, надо больше работать. Контракты нужны. А в вашу нору клиенты и не заглядывают. Может вам у входа встать и начать их зазывать? Как на Репербане?»

Сам бы встал и зазывал, сволочь. Ну да, клиентов у нас не много. Только это не потому, что наше бюро — нора, а потому что у них денег нет в нью-йорки или мельбурны летать. Так и сидят себе всю жизнь в городе. Кризис проклятый… террористы, войны… мы тут не при чем. Но разве шефу что объяснишь? Тупица во фраке. Гусь.

Да, мы с женой люди бедные… и не гордые… рады тому, что есть… и радость нашу не омрачает то, что квартира наша на первом этаже двадцатиэтажного дома и из всех ее трех окошек видно только глухую стену стоящего в пяти метрах от нас супермаркета, уже год как закрытого. Так что дома у нас всегда сумерки, а за продуктами приходится ходить на рынок, который от нас в полутора километрах. Там все дорого и продавщицы грубиянки. Хамят и обсчитывают.

Булочка там стоит два франка. Фунт сливочного масла — восемь. А я в месяц зарабатываю четыреста пятьдесят.

Жили мы экономно, но мирно и счастливо.

Танцевали под патефон. Часто смеялись. По воскресеньям ездили на переполненной городской электричке на рыбалку. Ловили золотых карасей на близлежащих озерах. Загорали, компенсировали как могли отсутствие солнечного света у нас дома. Но вместо карасей нам почему-то все время попадались на крючок пятнистые треххвостые слизняки и тритоны. Вечерами читали друг другу до трухи зачитанные книги из моей детской библиотеки. Других книг у нас не было. Телевизора тоже не было, зато у нас был старый ламповый приемник с зеленым глазом. Слушали новости и симфонические концерты. Спать ложились в девять. Любили друг друга. Изможденные страстной игрой, засыпали. Я спал хорошо, а жену часто мучила бессонница. Она просыпалась в час волка и не могла заснуть до утра.