Владимир Видеманн - Запрещенный Союз – 2 - Последнее десятилетие глазами мистической богемы

Советские 1980-е фактически умещаются в промежуток между смертью Брежнева (1982) и роспуском СССР (1991): первая половина декады — реакция, вторая — горбачевская либерализация, новое мышление, перестройка… В период реакции кто-то бежит из страны, кого-то сажают в тюрьму, сам автор балансирует между обыском и арестом за частное предпринимательство и диссидентство. В этот период необычайно популярным становится эскапизм в волшебные пространства горной Азии. Наиболее стойкие хиппи, включая девушек, добираются из Москвы до Душанбе автостопом. Столица Таджикистана превращается в советский Катманду — центр мистических туров к белоснежным семитысячникам. Настоящий расцвет позднего советского нью-эйджа пришелся на время горбачевской оттепели, наступившей вместе с правлением последнего генсека в 1985 году.

Сам автор эмигрировал из СССР в 1987-м, год прожил в Латинской Америке, оттуда переехал в Западный Берлин, где работал корреспондентом Русской службы Би-би-си, «Немецкой волны» и ряда других СМИ, «профессионально» наблюдая весь процесс демонтажа Берлинской стены и социализма в ГДР — начиная с первых антихонеккеровских протестов восточногерманской диссидентуры и вплоть до триумфального воссоединения двух немецких государств под черно-красно-золотым стягом общегерманской революции 1848 года.

Периодические поездки в США и СССР, включая Среднюю Азию, делают этот трансграничный опыт еще более калейдоскопичным. Девяностые годы стали временем глобальной перезагрузки, «переворачивания» альянсов и коалиций: идеологических, политических, экономических и психологических. Автор принимал участие в ряде международных проектов, выступал в качестве независимого аналитика и консультанта. В нулевые годы автор все больше времени уделяет литературно-публицистической и исследовательской деятельности (антропология, история, культурология). С 2006 года живет в Лондоне. Директор консалтингового агентства BRIC Service (London, UK).

Вернувшись из Москвы после проводов Рама в эмиграцию, я сразу же поехал в Каазиксааре. Атмосфера в доме была очень специфическая: в ней соседствовали медитационное поле и одновременно ситуация отъезда. Рамовское присутствие ощущалось физически: казалось, зайди в кабинет — и обнаружишь там мастера, склонившегося над письменным столом за рукописью… Теперь в кабинете разместился я. Было в этом жесте что-то кощунственное — словно въехать в святая святых с собственной раскладушкой. Но, с другой стороны, если не мы — то кто?

Уезжая в Москву, я уволился из «Автотранса» — организации, где я в то время числился инструктором и вел кружок карате, — поскольку директор уперся и не хотел давать мне исчезнуть вот так, сразу на целый месяц, в течение которого шла горячая фаза отъезда. И вот теперь, словно в мистическом озарении, я вдруг совершенно кристально ясно понял, что никогда больше не буду работать на советское государство. С одной стороны, статуса свободного художника требовало само состояние, в котором человек готовит свой отъезд из СССР, — затея по тем временам почти немыслимая: вот Раму, не гражданину, и то с четверть века понадобилось!.. Вместе с тем я настолько однозначно сориентировался на отъезд, что больше не нуждался ни в трудовом стаже, ни в производственных характеристиках.

С того момента я стал зарабатывать исключительно в частном секторе. Прежде всего я продолжал вести кружок йоги, который из спортзала «Автотранса» переехал по инициативе ряда активных членов группы в Институт повышения квалификации руководящих работников. Своим каратешникам я предложил перейти в группу к Сереже Бердюгину, а сам сосредоточился больше на тайцзи и кунфу, введя их элементы в новый курс йоги и автосуггестии. Кроме того, я экстенсивно развивал сеть по сбыту самиздатовской литературы религиозно-мистического профиля, прежде всего Корана и хадисов. В целом я мог свободно регулировать свое время, а при необходимости — внезапно или надолго уезжать.

В том году я прожил на хуторе практически безвылазно до самого лета. Большую часть свободного времени я корректировал и перепечатывал русские переводы текстов ТГН [1] Теория-Гипотеза-Нуль – философский концепт Михаэля «Рама» Тамма, основанный на адвайта-веданте. До 1980 года Тамм использовал «зеркальный» термин: Нуль-Гипотеза-Теория. Согласно авторскому символизму, Нуль отождествляется с познавательным состоянием глубокого сна (сушупти), Гипотеза с состоянием сновидений (свапна) и Теория – с состоянием бодрствованием (джаграт). Первоначальный порядок (НГТ) соответствует движению познающего субъекта от глубокого сна к бодрствованию, последующий (ТГН) – от бодрствования к глубокому сну. . Новый 1982 год я встречал со своей тогдашней подругой Ниной, Хайдар-акой [2] Гейдар Джахидович Джемаль (1947–2016) – российский исламский общественный деятель, председатель Исламского комитета России, один из инициаторов создания и член координационного совета «Левого фронта» России, депутат Национальной ассамблеи Российской Федерации. и Линой Шахматной. Лина была знакомой Володи «мастера Джи» Степанова [3] Владимир Григорьевич Степанов (1941–2011) – русский философ и эзотерик, один из тех, кто возрождал гурджиевскую школу на территории СССР, основатель проекта «Корабль дураков» (кочующая группа дервишей проходит под руководством мастера через серию обучающих ситуаций). (не путать с его женой — художницей Линой), который любил захаживать к даме на партию в древнюю индийскую игру. Однажды он привел с собой Хайдар-аку. Лина играла очень круто. Вот так они и доигрались…