Мелина Марчетта - В поисках Алибранди

— К чему все это, Джоцци? — растерянно вскрикнула нонна.

— Ты с ним спала. С Маркусом Сандфордом.

Бабушка побелела и отступила на шаг, сжимая рукой горло.

— Джоцци, что ты такое говоришь?

— Боже, нонна, ну сейчас-то не лицемерь. Ты же сама мне рассказывала, что эти четыре месяца жила одна. Четыре месяца лета, с ноября по февраль. Тогда мне было так жаль, что тебе пришлось провести Рождество и праздничные дни вдали от близких. Но сегодня, когда все шутили о том, что маму зачали в первый день года, мне показалось, что это невозможно. Как ты могла зачать на новый год, если дедушка работал на севере?

— Кристина родилась недоношенной, — всхлипнула бабушка.

— Ничего подобного. Она всегда рассказывала, каким пухленьким была младенцем. При рождении весила четыре двести. Недоношенные дети такими тяжелыми не бывают.

— Джоцци, прекрати...

— Нет. Ты с ним спала. И тебе хватило совести семнадцать лет третировать маму, когда ты сама поступила намного хуже. Ты была замужем. Ты спала с Маркусом Сандфордом, будучи замужней женщиной. Ты всю жизнь твердила нам про австралийцев. «Не путайся с ними, Джози, они не понимают, как мы живем», — говорила ты. А ты сама, нонна? Он понимал, как ты живешь? Понимал, что такое брак?

Я кричала, а бабушка плакала, но в моем потрясенном состоянии мне было плевать. Может, я и неправа. Может, дедушка в то время все-таки приехал на выходные домой. Я хотела, чтобы бабушка мне это сказала. Сказала, что дедушка однажды приехал на выходные, они занялись любовью и зачали мою маму. Но нонна ничего не говорила, только плакала.

— Ненавижу тебя! — орала я. — И вовсе не из-за своей жизни, а из-за маминой! Никогда больше к тебе не приду, если мамы тут не будет. А если вздумаешь ей нажаловаться, чтобы она силком заставила меня к тебе пойти, я все ей расскажу.

— Нет! — крикнула нонна. — Не смей рассказывать Кристине!

Она попыталась схватить меня за руку, когда я рванула прочь, но я быстро высвободилась и побежала к двери. Не совсем уверена, почему возненавидела Маркуса Сандфорда и нонну Катю за то, что они сделали. Мне их история всегда казалась романтичной. Я думала, между ними ничего такого не было. Он был словно мифом, о котором можно мечтать.

Но моя мама — самая что ни на есть реальность. И ей пришлось жить в родительском доме до тех пор, пока не исполнилось столько лет, сколько мне сейчас. Жить с мужчиной, который неприязненно относился к ней из-за поступка ее матери. Жить в атмосфере равнодушия, если не ненависти.

Интересно, как бы сложилась наша жизнь, выйди бабушка замуж за Маркуса Сандфорда? Если бы мама была Кристиной Сандфорд, дочерью Маркуса Сандфорда, а не Кристиной Алибранди, дочерью итальянского иммигранта, изменилась бы ее жизнь? Неужели она зависела бы от Майкла и занялась бы с ним любовью, не будучи замужем — ведь она так к нему прикипела только потому, что в родительском доме чувствовала себя одинокой, и Майкл ни к чему ее не принуждал?

И почему все это больше не выглядит романтичным?

Почему теперь кажется, будто мой мир рухнул?

Моя незаконнорожденность по сравнению с этим нагромождением вранья словно детская шалость. Маркус Сандфорд, полицейский и армейский офицер, в пятидесятые завел интрижку с замужней иммигранткой. У них родилась дочь, и у этой дочери тоже родилась дочь.

Праздник для сплетников — конец для нас.

Думаю, я всегда мечтала стать кем-то действительно важным и знаменитым. Кем-то, кому люди будут завидовать и подражать. Будь я внучкой Маркуса Сандфорда, кем бы он ни был сейчас, то могла бы пробиться. Могла бы жить совершенно по-другому.

Но сейчас я хочу быть лишь незначительной итальянкой из нормальной итальянской семьи, где есть папа, мама, бабушки и дедушки, которые всю жизнь прожили в единственном браке, потому что так заведено. Хочу скучной жизни, в которой нет волнений и скандалов. Никаких незаконнорожденных детей, никаких измен. Ничего. Обычная нормальная жизнь. Но мы ведь не нормальные.

Катя Алибранди, Кристина Алибранди, Джозефина Алибранди. Все наши жизни, совсем как наши имена, одна сплошная ложь.

Лишь спустя неделю до меня дошло, что я больше не сержусь на совершенное нонной двадцать шесть лет назад. Смешно, все годы, проведенные в старших классах, я переживала, что обо мне подумают люди и что скажут за моей спиной. И тут ни с того ни с сего поняла, что мнение окружающих меня больше не заботит. Даже начало закрадываться сомнение, пекутся ли о нем все остальные (плюс-минус парочка сплетниц типа Серы). Я вспомнила Майкла и маму, которые не особо обращали внимание на других. Получается, и нонна не имела права на обратное. Джейкоб тоже плевать хотел на мое происхождение, Джон принимал такой, какая я есть, а Ли с Анной никогда меня не ущемляли. Все они мне очень дороги, а если другие люди мне важнее, чем те, кто меня любит, то я просто высокомерная ханжа.