Алексей Сальников - История про квартиру

«Да какая проклятая, ну это просто видеть нужно, какая она из себя». «Ну давайте я посмотрю, мне все равно деваться некуда», — согласился Олег.

Через некоторое время охранник и Олег, взяв ключи и адрес, уложили риелтора спать на офисный диванчик и укрыли его риелторским плащом. Риелтор уснул не сразу, прежде чем затихнуть, уткнувшись сопящим лицом в спинку диванчика, он повертелся, пробовал встать и пойти догнаться где-нибудь и с кем-нибудь, говорил «ой, ребята, меня каруселит как, как меня каруселит», садился, пробуя закурить, так что охранник отобрал у него в итоге и зажигалку и сигареты; когда охранник и Олег совсем уже отчаялись его угомонить, а Олег начал уже совать ключи обратно в руки риелтора, тот вдруг отключился. «Спи спокойно, дорогой Бэтмен», — сказал охранник, гася свет в комнате, Олег напоследок обернулся на спящего — тот в полумраке и правда напоминал Бэтмена — так взъерошились его волосы, так лежал плащ.

На цыпочках они прошли до лифта, на цыпочках двигались по холлу и разговаривали шепотом, пока охранник не опомнился уже у самого выхода.

«Чего это мы, — сказал он громким голосом. — Ну, мужик силен, всю душу вымотал, прямо выжал, сука такая, у меня знакомый такой, после него тоже как в руинах», — и охранник руками показал свое отношение к подобной суете и руины показал — и все одним жестом, руки его при этом как бы мяли большой бумажный ком.

Олег покивал в знак согласия и стал совать прощающуюся руку в этот ком, но охранник вдруг воскликнул: «Шмотки!» — и опять поскакал в сторону лифта. Олег запоздало хватился своей сумки, охранник уже из лифта показывал, что не надо за ним идти, что он сам, не прошло и минуты, как он вернулся, дыша как собака, сам надел сумку на плечо Олега и похлопал его по этому же плечу, и этой же рукой, какой хлопал Олега по плечу, отстранил руку Олега, которая совала ему деньги в нагрудный карман. «Ты, короче, так, — сказал охранник. — Ты лучше, когда приедешь, позвони и скажи, что там страшного в этой квартире, у тебя деньги на телефоне есть?» «Есть. Ладно», — сказал Олег, и охранник дал ему свой номер и вытолкал Олега наружу. Тут только Олег заметил, как он вспотел под крышей — ветер холодил тело и дыхание Олега, будто Олег только что был в бане и, даже не обсохнув толком, выскочил наружу.

Он тут же заметил троллейбус на остановке через дорогу от себя, добежал до него, презрев ПДД, но это был не тот троллейбус и шел он в парк, о чем громко говорил водитель и о чем громко сообщала кондуктор, они вторили друг другу, но только через несколько повторений молодые люди — новоприобретенные соседи Олега по остановке (хотя нет, это он был их новоприобретенным соседом) сказали «а-а, в парк» и стали выкарабкиваться из троллейбуса обратно, весело поглядывая на Олега и дыша на него синтетическими запахами фруктов и алкоголя. Не успел Олег как следует поопасаться громкоголосой молодежи, как они уже уехали на следующем троллейбусе, так что на остановке, кроме самого Олега, остался только маленький полненький мужчина лег пятидесяти в большой кожаной куртке, который, видя, что больше никого вокруг нет, стал всячески знакомиться с Олегом, выяснять у Олега про его жизнь студента и рабочую жизнь, потом стал рассказывать о своей нелегкой судьбе хореографа Катерского театра драмы, про свой развод с женой (транспорта все не было), а потом внезапно захотел угостить Олега пивом и предложил заночевать у него. Эти два последних резких перехода в беседе смутили Олега больше, чем если бы мужчина прямо предложил отойти в какой-нибудь подвальчик и трахнуться на покрытых стекловатой трубах центрального отопления и горячего водоснабжения. Фраза мужчины: «У меня роскошная квартира в центре», — холодной теркой гетеросексуального ужаса шаркнула Олега с загривка по копчик, и Олег заторопился, сказал, что дойдет и так, что уже поздно.

Идя под неперестающим дождем, Олег то представлял, как охранник, не дождавшись его звонка, сам набирает номер, а в это время хореограф и он, Олег, расшатывают восьмиспальную кровать под розовым балдахином или чокаются шампанским в какой-то невозможной для Катера огромной ванне. От подобных картин Олегу становилось настолько жутко, что он оглядывался еще с полчаса после того, как бросил погрустневшего работника искусства под козырьком остановки. Чередуя освещенные улицы, малоосвещенные переулки и почти не освещенные дворы, оббив сумкой бока, Олег добрался наконец до нужного ему дома — это оказалась высотка из новостроек. Еще минут пятьдесят сверх того Олегу пришлось разговаривать с пожилой консьержкой, тряся ключами от квартиры перед камерой наружного видеонаблюдения и доказывая, что он жилец, а консьержка не верила, искала очки, справлялась у кого-то по телефону, опять не верила, опять искала очки, а вокруг Олега сомкнулся уже такой мрак, что лишь лампа над железной дверью подъезда освещала его, потому что уличные фонари погасли, и окна соседних домов погасли тоже, еще до того, как погасли фонари, даже самодвижущихся повозок не было слышно, даже они ехали где-то не там, где был Олег. И тогда Олег сказал: «Да бог с вами, дорогая бдительная консьержка, не открывайте ничего. Вообще подоприте дверь клюшкой, с помощью которой вы наверняка передвигаетесь. А я лягу здесь и замерзну у вас на глазах». «А я вызову милицию, и она вас заберет», — сказала консьержка. «А я покажу милиции ключи, и вы окажетесь в неловком положении», — сказал Олег. Тут Олег пожалел, что не пригрозил консьержке раньше, потому что дверь открылась, обдав Олега сухим пустынным воздухом с запахом песка и цемента, а консьержка чуть ли не на руках внесла Олега внутрь, так что он смог еще покуражиться и поделать вид, что уже не хочет в дом, а хочет умереть под дождем и ветром. «Ты в какой квартире жить будешь?» — спросила она, Олег ответил. «Тогда тебе на самый верхний этаж, и еще там поднимешься на этаж, и вот там твоя квартира», — консьержка держала Олега под локоток, когда он чуть повернулся к ней, чтобы понятливо кивнуть, то почувствовал, что она пахнет быстрозавариваемой лапшой, да так сильно, будто консьержка брызгалась соусом вместо дезодоранта, или же так, будто она, желтолицая, желторукая старушка в желтенькой одежде и бежевых тапочках, сама состояла из лапши. Она довела Олега до лифта и отпустила, прежде чем двери лязгнули, Олег успел заметить, как она обходит его черные осклизлые следы на светлых плитах пола и косится на них.