Дмитрий Лиханов - BIANCA

Набросив на плечи мамкин ещё пуховый платок, выскочила Ольга во двор, чтобы вилами накидать Маркизе свежего сена, да не одеваясь, бегом по утоптанному до ледянки снегу, к бане, где упрятана гордость её, стиральная машинка «Аристон», что привезла ей в подарок дочь Маруся из районного центра. Запихала в барабан из нержавейки мужнины портки, да фартук свой затёртый, да с пяток полотенец, да невесть ещё какого расхожего барахлишка. Сыпанула стирального порошка. Теперь только кнопку нажать. Дальше чудо-машинка всё сама сделает: и постирает, и прополощет, и отожмёт, ещё и сообщит тоненьким звоночком об окончании своей работы. Разве что в зад не поцелует! Это в прежние времена, какие Ольга ещё помнила свежо и ярко, бабы бучили бельё возле реки. Калили в кострах круглые речные камни. Шоркали портки да рубахи вместе со щёлоком на цинковых досках. Да выбивали дружно остатки щёлока деревянными колотушками-кичигами.

Ох, тяжёлая была работа! Полдня на ней мудохаться, не меньше. Но и бельё, не чета нынешней, машине порученной, стирке, куда как свежее получалось и чище. Пахло студёной проточной водой. Холодным речным камнем. Подводными травами. Пахло праздником и счастьем…

Возле избы Ольгу уже ждала отяжелевшая, неуклюжая в своей беременности Бьянка. Шкура её почти сливалась со снегом, отличаясь лишь едва приметным оттенком топлёного молока. Но чёрные и влажные, как речные камешки, глаза лайки, её блестящий, с глянцем нос, розовый язычок, что подрагивал в улыбающейся пасти, выделялись на залитом солнцем снегу играючи, ярко. Собака улыбалась Ольге. Приветствовала её издали радостным махом хвоста-закорючки.

Собачья радость по-ребячьи бескорыстна и чиста. Нет за ней умысла или какой-то выгоды, как часто случается в человеческом общении. Нет в ней желания вызвать сочувствие, склонить на свою сторону или просто повеселить. Нет никаких манипуляций. Радость собачья идёт от сердца, из глубины души. И оттого совершенна. Повизгивая и пофыркивая, Бьянка прыгала, пытаясь дотянуться теперь до лица Ольги, её глаз, ушей, чтобы вылизать их, вобрать в себя её запах, наполнить женщину эту дикой своей, первозданной любовью.

– Да ты, кабуть, не меня ли дожидаешь, Бьянка? – приветливо крикнула Ольга, обнимая ликующую собаку, ощущая лицом жаркое её дыхание, шершавую влагу языка.

Теперь, когда лайка ходила брюхатая, Ольга по-женски сочувствовала ей и чаще пускала на ночь в избу, чтобы та выносила, не заморозила на лютом морозе своих щенков. Теперь и куски ей доставались пожирнее, и варя погуще. И слово ласковое чаще доносилось до чутких её ушей. И казалось ей, всё точно так, как во времена её юности, когда рядом была мать, а позднее заботливый доктор Форстер.

В избе Ракитиных Ольгой было теперь определено и постоянное место для лайки, с чистой тряпицей, куда, опустив голову, виновато проходила она, чувствуя на себе недовольный взгляд хозяина. Тот не одобрял присутствия собак в доме, но, поддавшись увещеваниям Ольги, что лаечка эта в особом сейчас положении, смирился, только молча зыркал в её сторону угольными глазищами. Но сейчас хозяина не было. Бьянка вошла вслед за Ольгой не торопясь, благодарно поигрывая хвостом, всё ещё улыбаясь. Подошла к миске, куда хозяйка уже выливала тёплую варю. Жадно смела её, вылизав дочиста алюминиевую латку. И лишь потом, сытая, блаженно улеглась на своё место возле окна.

С того дня, как зародилась внутри Бьянки новая жизнь, она и сама, неожиданно и незнакомо для себя, начала меняться. Неведомые природные силы вдохнули в её кровь, мускулы что-то новое, неподвластное ей. Пугающий и сладкий яд проникал в каждую клеточку её организма, который затаённо расцветал ожиданием. Как и всякая мать, жила она теперь одним дыханием со своими нерождёнными пока детьми, прислушиваясь к каждому их движению и вздоху. Часами дремала в избе Ракитиных, лишь изредка выходила к магазину доброй девушки Любаши или в школу, где всё так же приветливо встречал её директор Лев Николаевич Толстой. К автобусной остановке, возле которой она всё прошлое лето и осень напрасно ждала доктора Форстера, Бьянка теперь и не совалась. Не приедет её друг, поняла она, разве что весной, когда вновь наступит охотничья пора.

Верные друзья – корова Маркиза, да пожилая полёвка, да утка Дуся, да кролики пугливые – живо интересовались здоровьем ожидающей деток товарки. Что она ела, как спала, какие видела сны? Опытные, не единожды рожавшие матери, они знали, как влияют сны на будущее потомство. Однако Бьянке ничего особенного не снилось. Только снег. Медленный и густой. Насчёт снов про снег ни корова, ни мышь ничего не знали. И потому только сочувственно вздыхали.