Дмитрий Быков - Истребитель [litres]

– Друзья, – сказал Грин, – я забыл вас спросить, но, может быть, вам совсем не хотелось сюда? У каждого же на этот счет свои представления…

– Хотелось, не хотелось, – проворчал Марьин. – Теперь-то чего…

– Тоже верно, – сказал Соболев.

Они снижались, и уже видны были роскошные поля, полные тех нежно-лиловых асфоделей, что называются иммортелями, и тех ослепительных бельэтажей, за которыми широко распахиваются кумкват-дестриматоры. Хотите ли вы знать? Нет, вы не хотите знать.

Женщина, на которую обратил внимание инженер Березин в первый день двухнедельного крымского отпуска, выглядела лет на двадцать пять. Так оценил он наметанным глазом холостяка. Она лежала на пляже санатория имени Либкнехта под Алупкой в закрытом синем купальнике. Березин привычно оглядывал песчаный пляж и не находил, на чем отдохнуть глазу. Сам он был крепкий, спортивный, большеносый, слегка близорукий, с чутьем истинного яхтсмена, равно натренированным на приключения и опасность. В ленинградском яхт-клубе на Елагином острове он считался ветераном.

Путевка в Крым в разгар бархатного сезона, в первой половине сентября, досталась ему нелегко, но Березин был активист, водил детей сотрудников в яхтенные походы, география которых серьезно расширилась за счет Клязьминского водохранилища. Березин с коллегами его и проектировал. Двенадцать бесполезных деревень ушли под воду, и на их месте раскинулась теперь упоительная гладь. Березин проектировал также канал Москва – Волга и при посещении вождями шестого шлюза был представлен им лично, так что на отдых в Крыму в год открытия канала, согласимся, имел некоторое право. В свои тридцать восемь он обдумывал уже, не следует ли наконец заземлиться, как называл он про себя брак. Были варианты: погулять до пятидесяти (но пятидесятилетний жених не столь привлекателен), вообще никогда не заводить семью и в старости погибнуть где-нибудь на воде (об этом он мечтал в минуты легкой грусти) или жениться сейчас, по возможности на двадцатилетней, открыв ей мир и обеспечив себе здоровое потомство. К этому отпуску, первому за три года (стремительная постройка канала была изнурительна не только для копателей), Березин относился серьезно. Он предвкушал не одни удовольствия. Предстояло выбрать спутницу – причем именно из тех, кто, подобно ему, заслуживал сентябрьского Крыма.

Те, кого он успел пронаблюдать, делились на три группы, а женщина эта принадлежала к четвертой. Какие же три? Мы имели случай заметить, что Березин любил давать собственные названия предметам и явлениям и даже пописывал в стенную печать, а на досуге заполнял толстую бухгалтерскую книгу разборчивыми лиловыми строчками путевых заметок. Три группы были – для отчета в мужской компании, златоустовствовать в которой Березин привык: с веслом, переходнички и мечта кавказца. Преобладал тип с веслом, тяжеловатый, мускулистый, – от них Березин устал и в Ленинграде, поскольку это был его главный резерв: гребной клуб располагался тут же, гребчихи считали эротические сеансы здоровой гимнастикой и предавались им с той же простодушной страстностью, с какой по зиме смешно гребли на суше на пружинных снарядах. Греблись, называл это Березин. Гребчихи раздражали его обоняние, ибо пот, хотя бы и самый молодой и здоровый, есть все-таки пот. Переходнички, девушки переходного возраста, расплодились в большом количестве, ибо у поколения тридцатых еще не в моде было пуританство; долгие романы с ними были маловероятны, ибо они хотели попробовать. Это казалось им окончательным переходом во взрослую жизнь, как бы на третью ступень, а почувствовать вкуса к этому они еще не могли и к повторению, как правило, не стремились (кроме одной, по имени Лидия, которая преследовала потом Березина до совершенного неприличия). В них было свое очарование, но были и минусы – прыщи, неловкость; Березин чувствовал в себе педагогическую жилку, но лишь в яхтенном деле. Мечты кавказца были знойные брюнетки, иногда с усиками, звонкие хохотушки, большие энтузиастки этого дела, но глупость их была непрошибаема; как говорил искусствовед, товарищ Березина по яхт-клубу, есть женщины актов и есть женщины антрактов; в антрактах с мечтой кавказца возможен был только буфет – говорить с ними было немыслимо, а аппетит в них просыпался сильный.

Та же медово-золотистая, которую приметил наметанным глазом Березин, вошла в воду, почти сразу поплыла – без плеска, без визга, ровным и сильным брассом – и растаяла в солнечной ряби; когда же вышла из воды через добрых полчаса, которых ему как раз хватило на две отличные папиросы «Сальве», – Березин не мог не заметить гладкости, грации всего ее тела с прекрасной грудью, длинной шеей, смуглыми ногами, небольшими ступнями и ладонями: это был почти утраченный тип аристократки. Причем аристократка могла работать хоть на заводе «Светлана» – античные пропорции появились у нее благодаря внезапной игре природы. У Березина был в жизни и такой опыт, но чаще художник в нем оставался холоден, а здесь пробудился мгновенно.