Ирина Верехтина - Кто скажет мне слова любви…

Когда-то они катались здесь с папой, уезжали далеко, аж до самого Болшева, так что возвращаться приходилось автобусом – до железнодорожной станции. Они садились в электричку и ехали домой. И каждый раз привозили с собой поджаристую, вкусно пахнущую ржаную буханку, купленную в болшевском пристанционном магазинчике. Им казалось, что болшевский хлеб вкуснее московского. Да что там – казалось! Так оно и было.

Лыжные вылазки приводили в восторг обоих – лес за кольцевой дорогой был по-таёжному красив, а речка Ичка зимой превращалась в идеальную лыжню. За речкой лес расступался, и открывалось широкое поле, заросшее высокими стеблями какой-то травы с рыжими метёлками соцветий, которые осенью почему-то не осыпались и оставались зимовать. Щедро облитые солнечным светом, с качающимися под ветром пушистыми соцветиями – это спящее поле казалось живым. Тася ехала через поле и представляла, как будто сейчас лето, а поле представляла ржаным, и ветер раскачивал колосья, из которых, перемолов на мелькомбинате в муку, пекут те самые буханки с хрустящей корочкой… Буханки были из детства, и колосья тоже, и солнце. Солнце трогало горячими лучами Тасины обожжённые ветром щёки, щекам становилось тепло, и так же тепло и радостно было на душе.

С тех времён осталась фотография: рыжее поле, много простора и света, и чёрная фигурка лыжника. – Папа! Без папы она не каталась за кольцевой: места там безлюдные, глухие, одна не поедешь, страшно.

…Тася долго шла меж домов со знакомыми дворами – с качелями, волейбольными площадками и голубятнями. Отметила, что два года назад дорога казалась короче. Перейдя кольцевую дорогу, с облегчением вздохнула и сняла с плеча лыжи. Можно ехать!

С замершим сердцем она вступила в коридор из высоких, плотно сомкнутых елей, между которых бежала неширокая лыжня. Два года назад они ехали по этой лыжне с папой. Тасе казалось, что отец и сейчас едет позади неё, насвистывая что-то весёлое и с хрустом втыкая в наст лыжные палки. Она даже оглянулась – проверить. Лыжня позади неё была пуста. За спиной смыкался зелёный коридор.

– Папа, я пришла… с тобой покататься. А твои лыжи так и стоят на балконе, – прошептала Тася дрогнувшими губами. Глаза застилали слёзы – и так, в слезах, она неслась по лыжне, ничего не видя и не слыша. И чуть было не врезалась в появившуюся неизвестно откуда спину. Спина была обтянута толстым свитером цвета спелых абрикосов. Цвет Тасе нравился. Обладатель спины оглянулся и сошёл с лыжни, пропуская её вперёд.

Тася варежкой вытерла слёзы и, шмыгнув носом, проехала мимо, мельком глянув на парня, уступившего ей лыжню, хотя она не просила. Парень был симпатичный. Высокий, плотного телосложения, с широким добрым лицом. Вот бы ей такого! Но чудеса случаются только в сказках. Золушке было всего шестнадцать, когда она встретила принца. Тасе тридцать. И не надо строить иллюзий и придумывать невесть что.

С красными от стыда щеками Тася мчалась по их с отцом излюбленному маршруту. По зелёному бесконечному коридору. По извилистой Ичке, накрытой пушистым снежным одеялом (тепло под ним, наверное, спать… до самой весны, не просыпаясь). По рыжему солнечно-яркому полю с сухими метёлками неведомых цветов, подаренных зиме щедрым летом.

Она ехала и мысленно разговаривала с отцом, пытаясь удержать в памяти его смеющиеся глаза, но у неё не получалось: вместо отца перед глазами стоял уступивший ей лыжню парень в самовязном абрикосовом свитере…

До Болшева ехать не хотелось, и она повернула назад и долго шла по «папиному» полю – без варежек, в расстегнутой ветровке (никогда не каталась в куртке, в ней же не побежишь), подставив лицо тёплым солнечным лучам и наслаждаясь ветром, который тоже был – тёплым. Или это ей так казалось? – Тася бежала, пока сердце не выпрыгнуло из груди и восторженно билось где-то под горлом, не в силах вместить в себя – столько солнечной радости, простора и света. Задохнувшись от быстрого бега, Тася остановилась и долго слушала – тишину, которую ничто не нарушало.

В Тасиной фантазии тишина представлялась морем – глубоким, катящим невидимые волны, до краёв наполненным ожиданием невероятного, неведомого чуда, которое непременно случится – вот прямо сейчас! Тася остановилась, задыхаясь от быстрого сумасшедшего бега. На лыжах она бегала как сумасшедшая – если лыжня была свободна и никто не видел, а при людях стеснялась и каталась как все, с нормальной скоростью. Такой был бзик. У всех ведь бывают бзики. Тася любила бегать и верила с чудеса). С наслаждением вдохнула пронизанный солнечным светом воздух, пахнущий почему-то арбузным соком, и рассмеялась от захлестнувшего сердце восторга.