Ирина Верехтина - Длинное лето

Стоит ли говорить о том, что «виновным» не поздоровилось. На собрании говорили в основном о воспитании, о котором родители девочек не имеют понятия. О безнаказанности (девочек за проступок даже не наказали, бегают и смеются, как ни в чём не бывало). Досталось и Викиным родителям – за картошку, посаженную на самовольно захваченной земле, и за то, что оставили девчонку одну на целый месяц. «Приложили» и Вику, которая силой забрала у Розы Бариноковой баснословно дорогой плеер, и ничего ей за это не было. Мало того, она превратила девочек в бесплатных батраков, и родители позволили, как такое может быть, что вообще творится в СНТ?

Бариноковым припомнили бассейн, на который уходит уйма воды (о том, что вода у Бариноковых своя, калиновцы забыли) и второй участок, на который они не имели права (о том, что имели, и что участок был куплен с разрешения правления СНТ, вопрос не поднимался).

Слово предоставили родителям девочек. Чермен пожал плечами: «Раз виноваты, отработают. Месяц уже вкалывают, и будут работать все каникулы, до сентября. Мы так решили. А картошку я месяц назад посадил, новую, даст аллах, вырастет. Девчонки стараются, окучивают, поливают» – и не выдержав, рассмеялся, махнул рукой – да вы и сами знаете, вы ж там наблюдение организовали, каждый вечер, дочка рассказывала. А подглядывать нехорошо.

Петраковы молчали. Аллочкина бабушка развела руками: «Нашей-то девять всего, подружки-то постарше, одна с колокольню вымахала, а ума нет. С них и спрашивайте, с нашей – какой спрос? В коррекционной школе учится, для умственно отсталых… – сдавленным голосом договорила Анна Дмитриевна.

Собрание молчало, осмысливая сказанное.

И как-то так получилось, что всю вину свалили на Аню, хотя зачинщицей была Аллочка. Фомушкиным было сказано, чтобы они лучше смотрели за дочкой, которая оказывает дурное влияние на девочек. Аллочкиной бабушке стало плохо, пришлось вызывать «скорую», а пока дожидались, перемыли косточки правлению, казначею и ревизионной комиссии… Досталось всем.

К приезду «скорой» Анне Дмитриевне полегчало, ехать в больницу она отказалась, врачи потребовали подписать отказ от госпитализации, сделали кардиограмму, дали какие-то таблетки и уехали. Алла вцепилась в бабушку мёртвой хваткой и гудела на одной ноте «Ба-ааа, вставай, пойдём домой, я без тебя не пойду-ууу». Кто-то сказал: «До инфаркта довели человека, им картошка дороже людей, одно слово – бандера. Хохлы неумытые!»

Остап вскипел и кинулся на говорившего с кулаками, кто-то бросился их разнимать, кто-то сказал: «Правильно он ему врезал, Остап хороший мужик, и хозяин крепкий. Ни за что человека оскорбили. Нацист ты, Николаич! Махровый нацист! Получил по морде, фашик, добавить бы надо». Оторопевшие калиновцы дружно встали на сторону Остапа и решили вправить «махровому нацисту» мозги.

Драка была нешуточной, Николаича били всем миром, найдя выход высоковольтному эмоциональному напряжению, грозовой тучей нависшему над собранием. «Да понял я, понял! Не буду больше… Спьяну это я…» – оправдывался «нацист», сидя на обочине дороги и утирая рукавом рубашки разбитое в кровь лицо.

От «фашика» дружно потребовали написать заявление о выходе из СНТ, Николаич мотал головой, то ли соглашаясь, то ли отказываясь.

– Товарищи! Да товарищи же! Давайте продолжим, мы так до вечера не закончим, – надрывалась Татьяна Алексеевна, председатель СНТ. – А ты пойди вон, и завтра же напишешь заявление о выходе из «Калины», – добила она Николаича. Тот послушно поплёлся домой, прижимая к распухшему носу подорожниковый лист и натужно соображая, что – Танька-то дурная баба, это все знают. Может, завтра забудет, что говорила… Никакое заявление он писать не будет. И вообще, председательшу надо переизбрать, много себе позволяет.

Забегая вперёд, скажу, что заявление написать всё-таки пришлось: ретивые калиновцы сожгли «фашику» сарай и грозились поджечь дом, если он не уберётся из СНТ. Олег Олегович Николаич (дал же бог фамилию!) не показывался в «Красной Калине» до зимы, а весной на его участке объявились новые владельцы. Отношение калиновцев к хозяину «треугольника» изменилось: Остапа больше не считали чужим.

Девочек на собрание не пригласили, но они всё равно пришли. jУстроились в черемуховых зарослях за оградой, подальше от чужих глаз – так, чтобы слышать всё, о чём будут говорить на собрании. И пока собирался народ, дружно гадали, что будет на повестке дня. «Может, пруд выкопают, большой-большой! Папа лодку надувную обещал купить, надуем и будем кататься!» – мечтала Роза. «Ага! И магазин откроют, с мороженым» – добавила Аллочка. Аня молчала, сидела с отстранённым видом, и нельзя было понять, о чём она думает.