– Да ничего! – Марина отняла ладони от лица и вытерла мокрые щёки. – Это от дыма… Дым в глаза.
– Ааа-а-а – протянула Нонна. – А интересно было бы посмотреть на ту – первую Кестеля жену, которая умерла. То есть, не на мёртвую, конечно… – запуталась Нонна. Марина чуть было не сказала «Ну, смотри!», но вовремя опомнилась: «Слушай, ты меня достала… своей лавстори. Иди, ради бога, отсюда. Вон народ собирается уже, скоро выходим… И Пашка без тебя – извёлся!
И Нонна убежала собираться. Теперь её Павел не отпустит, поедут вдвоём, – и Марина наконец останется наедине с собой. Больше всего ей хотелось сейчас – остаться одной. «Надо взять себя в руки. Не думать об этом » – сказала себе Марина.
Гулко билось сердце, словно раскачивался тяжёлый маятник, и его удары отдавались в голове тупой не проходящей болью. Марина с удивлением обнаружила, что держит в руках миску с остывшим супом. А ведь был горячий… Она вылила содержимое миски на снег, поднялась с бревна – и испугалась: ноги были словно чужими и противно дрожали в коленях. Как же она поедет? До станции километров десять, наверное…
Вот и свисток – пятиминутная готовность! Сейчас группа рванёт «с ветерком» (в обед здесь никто особо не наедался – с полным желудком на лыжах не побежишь). А она, Марина, как же?
Марина всегда боялась отстать от группы, но сейчас ей отчаянно хотелось остаться одной, не видеть никого, не думать ни о ком! Она больше никогда не пойдёт в поход. Никогда. Только бы добраться до дома… «Нет, так нельзя! Надо взять себя в руки. Раскисла, как прошлогодний сугроб!» – ругала себя Марина. Отставать нельзя, она поедет вместе со всеми. Приедет домой, напьётся горячего чая со сливками, заберётся с ногами в кресло и поставит пластинку с Маргаритой Зорбала. Им будет хорошо вдвоём. Ей никто больше не нужен, ведь так хорошо – одной!
Идти вдруг стало легче, лыжня покатилась под горку – и Марина перевела дух. Затяжной спуск! Можно ехать «на руках» (у Карпинского говорили: на ручках), отталкиваясь палками. Руки у неё сильные (гантелей в доме не было, но их с успехом заменял старый чугунный утюг: после него любые гантели пёрышком покажутся!). Марина набрала скорость и понеслась как ветер. Теперь главное – держать равновесие…
На спуске Марине удалось догнать ушедшую далеко вперёд группу. Все стояли: путь преграждала река Яхрома. Будет переправа – поняла Марина. И испугалась: Яхрома была ключевой и не замерзала, только у самого берега серел тонкий, ненадёжный лед. Через речку было переброшено бревно, покрытое слежавшимся снегом. Противоположный берег оказался немного выше, и по бревну надо было – подниматься. «И ширина–то метра два с половиной, а сколько бесплатного адреналина!» – озвучил кто–то её мысли, и Марина вздрогнула.
Любители адреналина
Все уже переправились на другой берег. Последней, мелко переступая ногами, по бревну шла Нонна. Рюкзак и лыжи ждали её на том берегу (их перебросили раньше), и Нонна шла налегке. А под ногами у неё бежала вода – чёрная, ледяная.
Марина подумала, что первым идти было легче – ноги на свежем снегу не скользили. Теперь снег был хорошо утоптан группой, и Нона шла, поминутно оскальзываясь и балансируя руками.
Нонну ждали. И, как водится, оживлённо комментировали.
– Шагай смелей, здесь неглубоко – по пояс, и дно хорошее, песочек, тебе понравится! (Это Павел веселится, ему хорошо, он уже на другом берегу).
– А ты что, тонул здесь уже? Раз так хорошо дно изучил… – отбивалась Нонна, стоя на бревне. Группа с интересом ждала продолжения, и Павел не обманул их ожиданий.
– А ты чего встала–то? Ты поторопись, бревно ведь не выдержит! Сколько ты за обедом блинов съела? Не помнишь? Вот сейчас и вспомнишь… (Блины разогрели на углях в принесенной хозяином сковороде и ели их с вареньем, облизывая пальцы). Ты давай, сучи ногами. Не испытывай судьбу!
– А я, может, хочу испытать! – вошла во вкус Нонна. – А ты меня спасёшь. И медаль получишь, за спасение утопающих!
–Да на кой она ему, медаль эта? Он же мастер спорта, у него этих медалей, как у собаки! – «заступился» кто–то за Павла.
– Сам ты собака, – под общий смех сообщил «заступнику» Павел. – Нонка, тебе смеяться нельзя, ты на бревне стоишь, забыла? Свалишься, «мама» сказать не успеешь!
И Нонна, мужественно стараясь не смеяться, «сучила ногами» (у Пашки это означало «идти», и термин в группе прижился), осторожно передвигаясь по бревну. И вот она уже – на том берегу.
Читать дальше